Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

В огромном городе, где почти каждый обыватель трепетал от страха перед надвигающимся экономическим кризисом, в тот день нашелся по крайней мере один человек, видевший мир в розовом свете. Мое счастье казалось мне естественным и безмятежным. Завтра, завтра сам Имре Кальман представит меня Губерту Маришке, который играет главную мужскую роль в новой оперетте Кальмана и к тому же является директором театра «Ан дер Вин». Конечно, на ведущую роль нечего и рассчитывать, ведь я не умею петь. Зато я получу шанс показаться и смогу хоть малость подзаработать.

Я облетела весь коридор, врываясь в каждую комнату и обнимая всех своих товарок.

— Да, но что же ты завтра наденешь? — трезвым тоном поинтересовалась моя подруга Нина.

И впрямь: в единственном своем платье, в облезлой шубейке, штопаных чулках и туфлях на картонной подошве не пойдешь представляться директору. Однако эта помеха лишь на миг замедлила мой блаженный полет в облаках.

— Ерунда! Неужели вы не выручите меня? Ты одолжишь мне свое платье, ты — чулки поприличнее, а ты дашь туфли.

Подружки загорелись этой идеей так же, как я. На следующий день семеро девушек снабдили меня самыми лучшими вещами из своего гардероба. Я едва сумела оторваться от зеркала, пораженная увиденным: кружилась и танцевала перед ним, то тут, то там одергивала и поправляла платье… И вот, разряженная в пух и прах, за час до назначенного срока я стояла в полной готовности.

Часы пробили четыре. Время ползло с чудовищной медлительностью. Наконец в пять минут пятого прибыл шофер. Подружки чуть не вывалились из окон, следя, как я подкашивающимися ногами переступила бровку тротуара и плюхнулась на сиденье машины.

Втайне я надеялась, что сам маэстро тоже окажется в машине — пусть бы хозяйка пансиона посмотрела! Однако кроме шофера там никого не было. Впрочем, роскошный двенадцатицилиндровый автомобиль и без того привлек всеобщее внимание: обитатели близлежащих домов и ребятишки, сбежавшиеся со всей улицы, плотным кольцом обступили диковинную машину и пассажирку, разряженную в чужие наряды. Только Золушку на этот раз превратила в принцессу не фея, а семь девушек, которые и сами жили бедней бедного.

— Вот и приехали, — сказал шофер, остановив машину у театра. И видя, что я не тороплюсь высаживаться, добавил: — Мне было велено доставить вас к служебному входу.

Эта дверь распахивается перед Ритой Георг, исполняющей главную роль в «Герцогине из Чикаго», перед Гансом Мозером, Губертом Маришкой и прочими участниками оперетты, этим входом в театр пользуется маэстро Имре Кальман.

— Куда это вы разлетелись? — встретил меня у входа чей-то недружелюбный окрик. Старая тетушка Пепи решила не пускать меня дальше привратницкой. — Ах, к маэстро Кальману? Тогда извольте сесть и ждите, пока вас позовут.

И тут я вижу, как ко мне подбираются… кошки. Господи, сколько же их — десять, двадцать! Да уж не меньше полусотни: большие и маленькие, черные и белые. Я перепугалась насмерть.

— Ежели вы боитесь кошек, милая, то уносите отсюда ноги подальше. Кто с моими любимицами не уживется, тому в театре делать нечего.

Коты и кошки осаждали меня со всех сторон, мяукали, терлись об ноги, являя собой реальную угрозу для взятых напрокат чулок.

Время тянулось бесконечно долго, пока наконец у привратницкой не раздался чей-то нетерпеливо-раздраженный голос:

— Тетушка Пепи, что, барышня еще не приходила? — Я с трудом узнала голос Кальмана.

— Как не приходила? Пришла, да только кошек, вишь, она боится.

— Отчего же вы не проводили ее наверх?

— А я почем знала, куда ей надо?

Когда Имре Кальман протянул мне руку, я поняла, что сразу выросла в глазах привратницы.

— Господин директор ждет вас.

Он действительно ждал меня — сам господин Маришка, директор театра и постановщик «Герцогини из Чикаго».

— Скажите, дитя мое, — приветливо обратился он ко мне, — что вы умеете делать? Чем вы занимались до сих пор?

— Снималась в кино, у меня была игровая роль… Вместе с Иго Симом.

— О, это превосходная рекомендация! Я о вас позабочусь. — Господин директор схватил меня за руки и улыбнулся той лучезарной улыбкой, что приходилась на долю его партнерш по сцене или киноэкрану. — Вы молоды и недурны собой. Не беспокойтесь, я возьму вас под свое крылышко.

— Не вздумай расправить свои крылышки, Губерт! — вмешался Кальман. — Девушка находится под моей опекой и для тебя — табу!

— Полно, Имре, чего ты так разбушевался! Я ведь из самых лучших побуждений… Не волнуйся, все будет в порядке. — С этими словами он достал контракт — уже заполненный по всем правилам — и положил его на стол передо мною. По условиям контракта мне причиталось 165 шиллингов — не ахти какой капитал, но Кальман заметил:

— Надеюсь, на житье этого вам хватит.

— Конечно, — ответила я. Главное, мне давали возможность выдвинуться.

Только за комнату в пансионе я должна была платить 200 шиллингов и потому мысленно уже прикидывала, где бы подзаработать недостающую сумму.

— Благодарю, маэстро, — потупясь, добавила я.

— Репетиции начинаются в девять утра, — официальным тоном заявил господин Маришка. — Итак, до свидания, завтра в девять.