Помнишь ли ты?.. Жизнь Имре Кальмана

Ночью клиника напоминает опустевший театр. Изредка мелькающие лица — все какого-то зеленовато-серого оттенка. Каждый шаг, каждое слово особенно гулко звучат среди белых больничных стен.

Имре позвонил в клинику утром, без четверти шесть — ему не спалось. Через час он поинтересовался моим самочувствием снова, и тут уж к телефону подошел сам профессор.

— Все идет как надо, господин Кальман. Ребенок родится, по всей вероятности, в течение часа.

Услышав такой ответ, Имре наверняка еще какое-то время понервничал, но затем прирожденный хороший аппетит одержал верх.

«Без нескольких минут восемь, как раз когда я завтракал, мой старый друг и наш домашний врач доктор Майзель известил меня, что все, слава богу, идет как надо…» — так описывал Имре три дня спустя то памятное утро в послании к родственникам.

«Родился… к тому же мальчик, и уже криком требует к себе отца… Мне было сказано, что я могу явиться лишь через полчаса, но я отправился раньше. Мне показали ребенка. Я стоял там, свежевыбритый, сытый после обильного завтрака, с тростью в руках и с сигарой во рту, которая в то утро доставляла мне какое-то особое наслаждение, и вдруг устыдился своих низменных ощущений. Ведь в этом деле всю чудовищную тяжесть несет женщина, а мужчине отводится лишь роль наблюдателя».

— Фу, какой некрасивый ребенок! — заявил он акушерке.

Та страшно разобиделась:

— Да это самый красивый мальчик, какой когда-либо появлялся на свет в нашем заведении!

Когда нам принесли сына, Имре выявил поразительное сходство между собой и младенцем — и не без оснований. Вероятно, секрет в том, что оба они родились под знаком Скорпиона: Имре 24 октября, а наш сын Карой Имре Фёдор (названный так в честь деда, отца и главного героя «Принцессы цирка») — 17 ноября. Подозреваю, что люди, родившиеся под этим знаком, обладают самыми тяжелыми характерами.

Последующие дни Имре почти целиком провел в клинике. В первое же утро он разослал бесчисленное множество телеграмм и обзвонил всех своих друзей. Я пачками получала поздравления, палата была сплошь уставлена букетами цветов один другого краше. А Имре не мог надивиться крошечному человечку, который был обязан ему жизнью.

«Младенец тем временем очень похорошел, так что его можно всем показывать, — с гордостью сообщал он в Будапешт. — Форма головы у него в точности такая, как была у нашего отца, да и многие другие черты он также унаследовал от него. Ну, и от меня тоже, с той только разницей, что у мальчика очень красивые волосы, зато точь-в-точь такого же цвета, как у меня. Волосы густые и длинные, так что уже на второй день их причесали, и у него сейчас очень красивая прическа. Глаза у него, как и положено, темно-голубые и удивительно блестящие. Взгляд настолько чистый и живой, настолько быстро переходит с предмета на предмет, что прямо не верится, что перед тобой новорожденный младенец. Нос у него в точности как у нашего отца, а рот и нижняя часть лица — вылитые мои. И пальцы тоже мои. Поразительно, но факт: ребенок уже сейчас держит торчком указательные пальцы так же, как и я; похоже, он унаследовал мой недостаток: эти пальцы у него не столь подвижны, как остальные».

«Могу сказать, что в этот день я испытал первую в своей жизни истинную радость», — ликовал Имре. Но мрачный Скорпион тут же дал о себе знать: «…к сожалению, от радости я на три дня забросил работу…»

Имре и в самом деле забросил все на свете, в том числе и очередную оперетту. В Бабельсберге ему поручили написать музыку к новому фильму Рейнгольда Шюнцеля, но сейчас ему было не до того. Не реагировал он и на интерес, проявленный со стороны Голливуда: Луис Б. Майер, директор студии «Метро-Голдвин-Майер», выразил желание экранизировать две его оперетты с Джанет Макдональд и Эдди Нельсоном в главных ролях. Имре Кальман, который никогда, даже во время свадебного путешествия, не откладывал карандаш более чем на двадцать четыре часа, сейчас ничегошеньки не сочинял. Матери, сестрам, зятьям он писал следующее: «И свершилось то, что я еще месяцы назад предрекал вам: господу богу было угодно, дабы род отца моего продолжился. Возрадуемся же этому!»

Муж трогательно отзывался и обо мне, ведь родственники охотнее видели бы супругой Имре Кальмана Агнес Эстерхази, нежели меня. «Мы должны быть благодарны этой юной девчушке, которая даже на родильном одре выглядит как школьница, а не как мать семейства. Последуйте моему примеру, а я благодарен ей от всего сердца за то, что она, невзирая на свою молодость, выдержала нелегкую борьбу, в результате принесшую мне счастье. На этом мнении теперь сошлись все те, кто поначалу скептически качал головой. Могу заверить вас с полным основанием: вся Вена радуется этому младенцу».

Нам выпало счастье еще дважды испытать это чудо — рождение ребенка. Оно не казалось столь непостижимым, как в первый раз, но все равно: чудо оно и есть чудо. Наша дочь Лили — Элизабет Вера — родилась в 1931 году, а Ивонка Ивонна Сильвия Марица — пятью годами позднее.