Читаем Помрачение сознания (СИ) полностью

Я машинально поворачиваюсь, а Брайан вдруг кладет мне ладонь на щеку, мягко тянет к себе и целует. Осторожно, скорее нежно, чем страстно, мягко. Совсем не похоже на того себя, какого он обычно старается продемонстрировать. Я отвечаю на поцелуй, просто потому, что не успеваю опомниться. А еще потому, что у Брайана сухие, теплые, ласковые губы.


Резкий свисток заставляет меня отпрянуть. Брайан тихо улыбается.


— С Рождеством, Солнышко, - говорит он, включает передачу и едет мимо полицейского, который весело крутит пальцем у виска.


*


Учитывая, как рано мы легли, неудивительно, что просыпаюсь я тоже рано. По меркам Рождества, конечно. Брайан крепко спит, зябко завернувшись в алое одеяло. Я оставляю ему записку на кухне и ухожу за продуктами. Внизу обнаруживается парень с псом. Пса зовут Фолш. Как зовут его хозяина, я до сих пор не вспомнил. В свое оправдание могу сказать, что парень пса зовет Фолшем постоянно, а вот чтобы пес звал его по имени, я ни разу не слышал.


Втроем мы кое-как сдвигаем заваленную снегом дверь. Я, с трудом, глубоко проваливаясь, выбираюсь на улицу. Ни одной машины из припаркованных в нашем дворе больше трех дней не видно, они превратились в настоящие сугробы. Их очертания еще чуть-чуть напоминают машину, но не думаю, что это надолго. Снег продолжает падать крупными хлопьями. Небо давит низкими сизыми облаками. В магазине - ни души. Мой взгляд падает на гель для душа в виде Микки-Мауса. Такой же стоит у меня на полке дома и пахнет кокосом. Этому, правда, изящной петлей навернули на шею кусок новогодней гирлянды. Хорошо, хоть не подвесили.


Я достаю мобильник и набираю номер. Мне есть, кого поздравить с Рождеством, и извиниться заодно.


Когда мы только познакомились, и Брайан был для меня буквально богом, меня очень удивляла его дружба с Майклом. Они мне казались настолько разными и неподходящими друг другу, что я просто диву давался, что они проторчали рядом более трех месяцев кряду. Я горжусь лишь тем, что и в семнадцать мне хватило если не ума, то чуткости понять, насколько для них обоих это важно.


Теперь, когда я намного лучше знаю и одного, и второго, то вспоминаю Джанни Родари и его сказку: «Я знал одного мальчика... Но это был не один мальчик, а семеро»… и соответственно, «все семь мальчиков - это один и тот же мальчик»2.


Так и у них двоих: Брайан и Майкл просто проявляют по-разному одни и те же черты. Это сложно объяснить, но это так. Думаю, поэтому они так хорошо ладят. Ну, а если мне возразят, что они совершенно не похожи, то я могу заметить, что шанхайские, европейские и американские мальчики Родари, на первый взгляд, тоже похожи не были и даже думали на разных языках. Зато смеялись на одном.


Майкл долго не берет трубку, но, наконец, все же отвечает, не то сонно, не то задумчиво.


Мы быстро проскакиваем неловкий момент с моими извинениями. Наверное, он все же чувствует себя виноватым.


— Как вы там? – скованно спрашивает Майкл.


— Да, в общем... никак.


Желания врать у меня нет. Идей особых тоже.


— Майкл, зачем вы это сделали? Это не идет никому на пользу, и еще неизвестно, кому причиняет больше боли.


Из трубки слышен тяжелый вздох.


— Джастин, не знаю насчет тебя, а он так и застрял в том подвешенном состоянии.


— Я должен проникнуться и снова влюбиться в него? – сухо спрашиваю я, кидая в корзинку коробку овсянки.


— Причем здесь это? Вы были ужасной парой. Просто пришло время положить этому конец.


Я застываю с пакетом молока в руках.


— Вас многое связывало в прошлом, и тебе не нужно объяснять, каким может быть Брайан. И ты… ты всегда прощал его. Но при этом, не знаю уж, как тебе это удавалось, ты никогда не выглядел униженным… Джастин, мы все тебе когда-то были близки, а Брайан ближе всех… Просто объясни ему, что же произошло. Он имеет право знать, верно?


— Верно, - еле слышно отзываюсь я и нажимаю «отбой».


Упаковка ветчины выскальзывает из моих рук, и я умудряюсь порезаться об острый край. Машинально сую палец в рот.


У света есть цвет.


У цвета есть вкус.


У красного он металлический.



~~~


1 Четырёхцветная автотипия (CMYK: Cyan, Magenta, Yellow, Key color) — схема формирования цвета, используемая прежде всего в полиграфии для стандартной триадной печати. Схема CMYK (Циан, Маджента, Желтый, Контур (черный)), как правило, обладает сравнительно небольшим цветовым охватом.



2 Имеется в виду сказка "Один и Семеро" из цикла "Сказки по телефону"


Jamais vu

Учитывая, насколько рано мы вчера легли (по отдельности, разумеется) странно, что я сплю так долго. Я даже слышу сквозь сон, что Джастин куда-то уходит, и в замке поворачивается ключ, но все равно не могу открыть глаз. В общем, это хорошее рождественское утро. Не поймите меня неправильно – не идеальное, могло быть и получше, но в целом довольно сносное. Когда я все же окончательно просыпаюсь (от холода, надо заметить), то думаю, когда последний раз мог себе позволить поваляться утром в постели. Через некоторое время со вздохом отказываюсь от всех попыток. Все равно не вспомню.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Как стать леди
Как стать леди

Впервые на русском – одна из главных книг классика британской литературы Фрэнсис Бернетт, написавшей признанный шедевр «Таинственный сад», экранизированный восемь раз. Главное богатство Эмили Фокс-Ситон, героини «Как стать леди», – ее золотой характер. Ей слегка за тридцать, она из знатной семьи, хорошо образована, но очень бедна. Девушка живет в Лондоне конца XIX века одна, без всякой поддержки, скромно, но с достоинством. Она умело справляется с обстоятельствами и получает больше, чем могла мечтать. Полный английского изящества и очарования роман впервые увидел свет в 1901 году и был разбит на две части: «Появление маркизы» и «Манеры леди Уолдерхерст». В этой книге, продолжающей традиции «Джейн Эйр» и «Мисс Петтигрю», с особой силой проявился талант Бернетт писать оптимистичные и проникновенные истории.

Фрэнсис Ходжсон Бернетт , Фрэнсис Элиза Ходжсон Бёрнетт

Классическая проза ХX века / Проза / Прочее / Зарубежная классика
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное