Помрачение сознания (СИ)

Я из тех, кто не любит отпуска. Во-первых, мне всегда катастрофически нечем заняться в это время, во-вторых, я зверею от вынужденного безделья. Так, во всяком случае, я объясняю всем желающим.

Тед считает, что обилием работы и сомнительных развлечений, при моем отношении ко сну, я себя загоню в гроб. Тедди у нас, конечно, тот еще паникер. Мой врач, в свою очередь, говорит, что каждый раз, ставя в моей карте наблюдения пометку: «Щадящий режим соблюдает», стучит по дереву от одной только мысли, что это означает в моем случае. Не люблю врачей.

С другой стороны, возможно, мне действительно пора было выйти на какое-то время из этой гонки.

Хотя бы ради того, чтобы встретить Рождество в Нью-Йорке, на чужом мягком диване, уткнувшись в подушку и крепко спящим.

Я нахожу записку на кухне и улыбаюсь, глядя на знакомые каракули. Зачем я зашел на кухню – это загадочный вопрос. Со вчерашнего вечера статус-кво там не изменился, холодильник представляет собой модель Антарктики – в нем холодно и пусто. Не считая, конечно, пресловутого соевого соуса.

Хлопает входная дверь. Джастин приносит два пакета снега пополам с продуктами и, отряхивая покупки, расставляет их по полкам. У Солнышка от мороза горят щеки, а взгляд задумчивый, как будто Джастин сосредоточенно о чем-то размышляет. Я делаю вид, что читаю журнал, в котором по глянцевому лицу Линдси Лохан расплываются грязные снежные слезы. Наконец, Джастин швыряет свернутые пустые пакеты в ящик и поворачивается ко мне, решившись на что-то. Я поднимаю глаза.

— Я говорил с Майклом. Он передавал тебе поздравления.

Я киваю, но не возвращаюсь уже к чтению очерка «Лесбиянка ли Линдси?». Поздравления Майкла – явно не повод для размышлений.

— Брайан… - Джастин садится напротив меня, - ты действительно хотел узнать, почему я уехал?

Сам не желая, я опускаю взгляд, будто меня безумно заинтересовала фотография Линдси и ее подружки. Если ставить вопрос в открытую, то я вдруг понимаю, что совсем не хочу услышать о его причинах. Я боюсь, что ему будет, что рассказать. Я боюсь, что у него действительно были серьезные причины. Я не хочу этого слышать.

Но, в таком случае, мой приезд и эти дни вообще теряют всякий смысл, так что я заставляю себя кивнуть.

— Да.

— Зачем?

— Возможно… тогда все было совсем не так, как ты решил, - я очень осторожно подбираю слова. - Возможно, мы могли бы разобраться с этим.

Джастин горько качает головой.

— Думаешь, я не пытался? Думаешь, мне этого не хотелось?

— Попробуем еще раз.

— Хорошо, - говорит Джастин с видом человека, решившегося шагнуть с моста. – Я тебе расскажу. Я отверг твое предложение, когда ты сделал его в первый раз не потому, что меня пугало, будто ты изменился. Это была очень тупая отговорка, потому что до этого пять гребанных лет я бился как раз за то, чтобы ты, мать твою, именно изменился. Даже странно, что ты в нее поверил.

Он делает паузу, явно ожидая моей реакции, но я молчу. Я поверил в нее, потому что мне хотелось верить. Я не одинок в таких вещах.

— Я отказался из-за страха… что ты как раз не изменился, - медленно говорит Джастин. – Ты – это ты. Я никогда не обманывался на твой счет. У меня не было иллюзий, и я уже не ждал того, что ты не мог мне дать. Король Вавилона и моногамия? Король Вавилона и брак? С тем же успехом тебя можно было отвести на побережье Тихого океана и попытаться заставить переплыть. Твое желание… брака, дома, семьи… я подозревал, что это было просто реакцией… Посттравматическим шоком. Ты ведь не такая бесчувственная скотина, какой любишь казаться, я-то знаю. Ты едва не потерял родных тебе людей… тебя это напугало, все понятно.

Он переводит дыхание. Похоже, ему тяжело говорить. Хотя, бл@дь, явно не тяжелее, чем мне слушать.

— Но страх прошел бы, и ты стал бы прежним. Только у нас уже не было бы пути назад. Мы потеряли бы и этот странный брак, и те отношения, которые у нас были. Я отказался потому, что мне хотелось сохранить их хотя бы в том виде. Но потом… в аэропорту… когда ты меня все же нашел… ты много чего говорил мне тогда, Брайан, помнишь?

Я киваю, хотя на самом деле почти ничего толком не помню. У меня не было тогда продуманной речи – мне просто жизненно необходимо было заставить его остаться, согласиться, не дать улететь. Я помню только, как судорожно сжимал его запястья где-то в зале ожидания и говорил, говорил, говорил.

— Ты сказал тогда, что, даже если ты и становишься другим из-за нашей связи, то тебе нравится тот человек, которым ты стал. И ты меня убедил. За все это время… ты мне никогда не лгал… даже из жалости. Так что я тебе поверил. Я поверил, что ты действительно изменился…. Что ты хочешь этого… того, о чем я мечтал пять гребанных лет. И согласился.

Джастин трет лоб, как от головной боли. Я молчу.

— Не знаю, как тебе, а мне при воспоминаниях о нашей… помолвке, кажется, будто я жил в аэропорту. На среду я прилетал в Питсбург, на уикенд ты в Нью-Йорк…

— Наоборот, - тихо подсказываю я, и Джастин кивает.