Понаехали!

— Это невесты Е… царевичевы, — поправился вовремя Славка. — С боярыней повздорили, вот и сидят голодные.

— Невесты? — тетка нахмурилась паче прежнего.

— Теоретически, — Славка покосился на Лику. — Согласно уложению и порядку.

— Невесты… — тетка перевела взгляд на Лилечку. — И это дитё? И ведьма?

— Я не невеста, — поспешила оправдаться ведьма. — Я в сопровождении.

— Ага…

И женщина развернулась, чтобы исчезнуть где-то там, в клубах сытного пару, правда, вскоре из того же пару возникла другая, помоложе и похудее. В руках она держала поднос, заставленный горшками и горшочками.

— Идем, — Славка потянул за рукав. — Там от местечко одно есть, сядем и никому-то мешать не будем. А то ведь суета… тут, как ужин праздничный, так всегда суета.

— А он…

— По случаю начала смотрин царских пир положен. Согласно регламенту, — подала голос ведьма. Говорила она тихо, но была услышана. Славка вот кивнул и добавил:

— А как пир, так и работы много. Небось, съедутся… тут и без того людно, а уж как пир, так вовсе покою нет.

Он открыл крышку и заглянул в махонький горшочек, потом вовсе пальцы в него сунул.

— Лисички, в сметане пареные, — облизнул и зажмурился, сделавшись похожим на предовольного кота.

— Никогда на пиру не бывала, — Лика решила, что если ждать, так и вовсе голодной остаться можно. Этот вон… ест совсем даже не как батюшка, который вечно ковыряется, а то и, задумавшись, начинает из хлеба всякие фигурки лепить, чего маменька совсем терпеть не может.

— Ничего интересного, — отмахнулся Славка, подвигая к себе еще один горшок, в котором каша обнаружилась, да рассыпчатая, на молоке и с сушеною ягодой, упаренная до легкости. — Будешь?

Он подвинул кашу к Лилечке, и та кивнула.

— Как ничего интересного?

— А что там быть может? Соберутся все бояре, посядут, но сперва час будут лаяться, выясняя, кто к государю ближе должен быть. И вечер обижаться, что кто-то там полез не на свое место. Потом станут чествовать… еще та скука. Ну и есть, пить… скоморохи, может, будут. А может, и нет, если решат, что мероприятие серьезное, тогда просто есть и пить.

— И все?!

Выглядело… тоскливо.

— Потом невест выведут…

— Куда? — что-то, чем дальше, тем меньше Лике нравилось это вот все.

— К гостям. Позволят пройтись и показать себя. Нарядиться тебе надо будет, а то, небось, если боярские дочки, тогда по-богатому пойдут. А у тебя есть, что одеть?

— Обещали прислать, — Лика поерзала, подумав, что матушка вовсе даже не обрадуется, если она, Лика, перед царем в нынешнем виде покажется. И пускай вид вполне даже приличный, вон, платье чистое даже, а если и помялось, то самую малость, но ведь и вправду небогатый.

Без каменьев там и золота.

— Тогда стоит проверить, — Славка вытащил из горшочка кусок мяса, в который вцепился совсем даже без свойственного книжникам изящества. С другой стороны, маменька еще когда сказывала, что мужик должен есть нормально, а не клевать, будто бы птичка. — Правда…

Говорил он с набитым ртом, но все одно понятно.

— …может случиться, что сундуки ваши потеряются.

— Как потеряются?

— Обыкновенно… дворец ведь. тут одних холопов сотни. Кто-то возьмет и занесет куда, а куда… пойди-ка отыщи.

— Отыщем, — Аглая вот и руками ела аккуратно, так, что прям завидки брали, потому как у самой Лики никогда-то не выйдет есть и не обляпаться. Даже если к самому столу сгорбиться. — Это как раз не беда.

— Да?

— Если вещи личные, то и память имеют, а уж там… — ведьма махнула рукой, и следом в воздухе вспыхнули маленькие искорки. — Но будет хорошо, если боярыне передадут, что ведьмы — существа до крайности злопамятные. И воображением обладают немалым…

Баська чесала косы сосредоточенно, изо всех сил стараясь не глядеть на ведьму, которая была ей знакома. От до того знакома, что прямо-таки не по себе от этого знакомства становилось. А ведьма, выходит, Баську не узнала.

Не запомнила?

Или не запомнил? Вот это-то обстоятельство и заставляло за косы хвататься, успокоение ища. Потому как оно в голове не укладывалось от совершеннейше. Это же ж… мужик.

Или баба?

Или… если богиня благословила, то совсем даже баба, поскольку в нянькиных сказках, которые, как успела убедиться Баська, были куда поправдивей всяких там наук, богиня мужиков не жаловала. А этого вот… эту… и главное сидит на постели, рученьки сложила, глазами в стену вперилась и только брови ходят. То над переносицею сомкнуться, то разгладятся, то одна выше другой поползет. Губы опять же шевелятся, будто эта вот… спорит.

А с кем?

И как Баське быть? Сперва-то она, честное слово, растерялася, когда его… её увидала. А потом уж от растерянности и болтлива сделалась.

И…

Сказать?

А кому?

Промолчать? Не вышло бы с этого молчания беды. И остается сидеть, в полглазика разглядывая еще не подружку… дружка? А если папенька узнает? То есть, он всенепременно узнает, ибо Баська уже усвоила, что, ежели чего-то может выползти, то выползет. Но… но жениться же ж не заставит! На бабе… а вдруг да она по ночам мужиком становится?

Страх-то какой.

— И… и что делать нам? — превращаться мгновенно в мужика Мишанька не собирался.

Собиралась?