Понаехали!

Но… ежель сказать, что богиня благословила… богиня-то, чай, знает, чего делает. И раз благословила, то так тому и быть.

— Выбрать тебя все одно не выберут, тут бояться нечего, — поспешил князь успокоить сына. — Просто… постарайся вести себя так, чтоб…

— Прилично?

— Прилично.

— Постараюсь, — пообещал Мишанька, но как-то не от души, что ли. И папенька, сие почуявши, кулак поднял, к носу поднес.

— Не погляжу, что баба, выдеру так, седмицу сидеть не сможешь.

Мишанька кивнул, показывая, что понял. И поерзал. Пожаловался:

— Девки тут… злые. Обзываются. И еще… одной вон вчера порошку какого-то подсыпали в платье, от которого коростой покрылась. А другую и вовсе прокляли. И никто-то вроде не знает, как оно.

— Так понятно же ж, — пожал плечами папенька. — Тут ведь смотрины, всем охота в царицы… ну, почти всем. Ты только в эти свары бабские не лезь. С тебя и тех проклятиев, которые сейчас, хватит.

Потер подбородок.

— И… приглядывайся.

— К кому?

— Да ко всем… помни, что Гурцеевы всегда государю служили верно.

— Тут?

— А хоть бы и тут! Что тебе не по нраву? Все, как хотел, в тиши да благости! Небось, не граница, а терем царский… на пуховых перинах почиваешь, с серебра ешь. Вокруг девки пригожие.

— Но есть нюанс, — пробормотал Мишанька.

— Чего?

— Ничего, батюшка… а к чему глядеться-то?

Если служба, то… то можно представить, что он, Мишанька, тут не по собственной глупости, а по высочайшему повелению. Оно-то если с одной стороны, разница невелика, а вот если с другой, то на душе как-то полегче становится.

— А ко всему глядись. Не нравится мне это дело. Много их собралось в одном-то месте. Те, что простые, небось, мешаться не будут. Кто поумнее, тот понимает, что в царицах им делать нечего. А кто поглупее… все одно не углядишь. Бабья дурь уж больно непредсказуема.

— Медведевы? — догадался Мишанька.

— И они тоже. Уж больно Медведев осмелел, будто бы уже его красавицу на царствие повенчали. Соболев тот помалкивает, но смотрит хитро. Димитриев жрецов дюжину привез, собирается с челобитною, чтоб храм в городе дозволили поставить.

— А какое это имеет отношение…

— Бестолочь ты, Мишанька, — батюшка отвесил затрещину, но легкую, любя. И Мишанька возражать даже не стал, хотя в прежние-то времена эти от затрещины обижали его несказанно. — Все-то ныне имеет значение. Опять заговорил, что, мол, надобно международные связи крепить. И не лишь бы с кем, но с ахейцами, дескать, у них род благословенный, древности немалой. И царство обширное. Да только умалчивает, что в царстве этом давно уж неспокойно. И ежели ахеянку цесаревич в жены возьмет, то с нею и беды немалые…

— Елисей ведь понимает.

— Понимает. Все-то они и всё понимают, да только… ты он тоже все понимал, жену выбираючи. А в итоге что?

Мишанька понурился. Но тут же себя одернул. Это не он виноват, а ведьма, которая сперва в доверие втерлась, а потом…

— То-то и оно… Димитриев гостей, докладывали, принимать изволил. Все больше купеческого толку, но и бояре иные были, которые тоже согласные, что с ахейцами дружить надобно. Все им чужие богатства покою не дают. Не понимают, что этих богатств там уж не осталась, пыль одна. Но поют ахейцы красиво. Да и… жена Димитриева и вправду не из простых, вовсе не ему в жены сватали, да потом… вышло нехорошо. С нашими-то боярынями у ней особой дружбы не сложилось, и никто-то сказать не способный, чего она умеет, чему обучена, и чему дочь научила. Так что… гляди хорошо, Мишанька. Авось, и не зря все…

— Так… — Мишанька голову склонил, признавая батюшкину правоту. — А невеста-то…

— Елисею решать. Оно бы проще было бы, когда б по материному слову, но тут уж как вышло, так вышло…

— Ага…

К себе в покои Мишанька возвращался задуменным.

Вот оно как… сложно все.

Нет уж. Ежели получится у Мишаньки собою оборотиться, он в жизни больше не женится. Ну его. Холостым оно как-то безопаснее.

Глава 38 Где царевич старательно блюдет честь родовую и с невестами знакомится

…легче всего девичью стать сохранить в памяти.

Из высказывания боярыни Семухиной, матери семнадцати детей.

Старший царевич, прячась в тени галереи с мрачным видом разглядывал девиц, которые старательно водили хоровод. Второй уж час водили, оглашенные. И еще столько же водить будут. Елисею, говоря по правде, становилось слегка не по себе от этакой девичьей целеустремленности. И вот не отпускало чувство, что нынешние смотрины — это совсем не для Елисея. Точнее смотреть будет не он.

— Боишься? — младший братец по-родственному ткнул кулаком в бок.

— Разумно опасаюсь.

Девицы затянули песню. Новую. Печальную. И не устали же…

— И правильно. Маменька сказывала давече, что Медведевы ей шубой одарились из черного соболя.

— А такой бывает?

— Выходит, что бывает.

— Надо же… и чего хотят?

— Что по-матерински посоветовала обратить внимание на Медведеву… а от Соболевых посуда парпоровая прибыла, целый ящик.

— Тоже за совет?

— А то…