Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи»

Еще одно очень существенное обстоятельство. Если Леру – плоть от плоти популярного романа и охотно ссылается на своих предшественников, то Леблан, напротив, всячески от них дистанцировался. Трудно было бы представить себе на страницах его произведений упоминания об Эжене Сю или Дюма (Леру это делает не раз). Больше того, по мнению Жака Деруара, Леблан по-настоящему приблизился к характерной для массовой литературы стилистике лишь в уже упоминавшейся книге «813», то есть пять лет спустя после первого обращения к образу Люпена.

Дело в том, что, когда Леблан принялся за Люпена, он уже был достаточно известным писателем второго ряда – его воспринимали как продолжателя традиций своего земляка Флобера и Мопассана. Притом Леблан очень гордился тем, что знал Флобера лично (на самом деле между ними существовало весьма отдаленное родство). Позиционируя себя как представителя большой литературы, писатель довольно драматично воспринимал свой переход в стан беллетристов. Ведь он мечтал стать членом Французской академии, а вовсе не снискать славу автора новых «Парижских тайн». Так что совсем не случайно монография Жака Деруара о Леблане именуется «Арсен Люпен поневоле». Писатель поначалу отклонил предложение Лаффита продолжить рассказ о приключениях Люпена, полагая, что «таинственные и полицейские романы во Франции рассматриваются как второсортное чтиво». Но издатель, искренне презиравший «большую литературу», сумел переубедить его, категорически объявив, что «психологические романы отжили свое»; испытывавший материальные затруднения Леблан в конце концов капитулировал. Тем не менее он стремился параллельно с «Люпенианой» то и дело создавать произведения социально-психологического характера. Образ же Люпена, с точки зрения писателя, принципиально не подлежал углубленной психологизации. В одном из интервью Леблан отметил: «Всякий раз, как я пытался углубить характеристику этого персонажа, он превращался в своего рода анархиста с садистскими наклонностями, в виртуоза зла».

Надо сказать, его сомнения в правильности избранного пути подогревались некоторыми критиками, выражавшими сожаление по поводу того, что писатель ударился в сочинительство остросюжетной прозы, хотя вполне мог бы стать «автором тонких психологических романов» (газета «Жиль Блаз» от 30 марта 1909 года).

* * *

С 1907 года на литературном поле возникает новый персонаж, составивший серьезную конкуренцию Арсену Люпену. Создателем его был Гастон Леру. Как отмечалось ранее, первый роман о Рультабийле начали печатать на страницах литературного приложения к журналу «Иллюстрасьон» (заказчиком произведения выступила редакция журнала) 7 сентября 1907 года. Успех первого романа был весьма скорым. В газете «Жиль Блаз» от 19 октября можно было прочитать следующее:

На этой неделе на первой полосе Illustration был напечатан весьма впечатляющий портрет. И это вовсе не портрет недужного императора Франца-Иосифа или султана Абд-эль-Азиза (основатель Саудовской Аравии. – К.Ч.) – это Жозеф Рультабийль, репортер. Вот уже несколько недель как Рультабийль пользуется огромным успехом у бесчисленных читателей всех возрастов… на фоне Рультабийля Холмс и Раффлз – просто дети. Дело не только в том, что он не уступает им по части чутья и ловкости; потрясает его умение мыслить рационально.

А вот еще одна интересная информация – из газеты «Ле Тан» от 14 декабря. Речь идет об экипаже судна «Республика», стоявшего на рейде у берегов Алжира; моряки с напряжением ожидали продолжения романа:

Наш курьер в Алжире заболел, и поэтому мы не получили очередной номер Illustration. А ведь все мы так увлеченно следили за приключениями Рультабийля! И тогда мы попросили, чтобы нам по беспроволочному телеграфу передали из Тулона краткое содержание последних подвигов гениального репортера Рультабия.

После этого случая редакция журнала приняла решение рассылать всем капитанам французских судов подборки заново отпечатанных выпусков приключений Рультабийля.