Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи»

Как я уже сказал, эти люди (железнодорожники. – К.Ч.) заголосили как безумные, увидев странным образом колыхавшуюся в вагонной двери голову. Ушей на голове не было <…> Они окликнули этого человека, издалека осведомившись, что с ним стряслось. Человек не отвечал. Но при этом голова странным образом колыхалась, качалась то вправо, то влево, словно бы под напором довольно-таки сильно дувшего в тот момент ветра <…> Подойдя поближе, железнодорожники заметили на двери следы красной краски.

И вот когда они приблизились к вагону вплотную <…> их взорам открылась ужасающая реальность. То была не краска, а кровь, голова же торчала из двери потому, что застряла в ней. Она держалась на жалком лоскутке кожи. Должно быть, несчастный на ходу открыл дверь и высунулся наружу, а сзади кто-то резко захлопнул ее и тем самым обезглавил жертву – или почти обезглавил!

Причем, как и во многих других случаях, хоррор не исключает здесь черного юмора: открыв вагон, железнодорожники убеждаются в том, что труп бедняги Петито еще и полностью обнажен (Теофраст / Картуш переоделся в одежду своей жертвы).

На наш взгляд, Гастон Леру мобилизует здесь свои воспоминания о гильотинировании преступников, свидетелем которых он был. Кроме того, разумеется, он учитывает и многочисленные – нередко очень смачные – газетные заметки сенсационного характера, которые составляли ежедневный рацион всё тех же парижских (и всех прочих) обывателей. Если же говорить более конкретно, в описанном эпизоде могли отразиться, как представляется, сообщения печати о кровавых железнодорожных катастрофах. Так, газета «Энтранзижан» (L’Intransigeant) от 2 января 1901 года сообщает о трупе, найденном в парижском пригороде, – смерть несчастного наступила в результате наезда поезда: «Голова была отделена от туловища, на земле валялись конечности». 20 декабря того же года страшная катастрофа произошла на железной дороге в Германии – двенадцать пассажиров сгорели заживо. Такого рода трагические эпизоды встречаются в «Фантомасиане»: например в романе «Жюв против Фантомаса» описана катастрофа Симплонского экспресса, столкнувшегося с товарным поездом. А в итоговом для «прекрасной эпохи» романе Мориса Ренара «Руки Орлака» (1920) подробное описание страшной железнодорожной катастрофы становится мощной траурной прелюдией ко всем дальнейшим таинственным событиям книги.

Роман «Двойная жизнь Теофраста Лонге», к большому сожалению, не принадлежит к наиболее читаемым произведениям Леру (даже несмотря на осуществленную в 1981 году телевизионную экранизацию, главную роль в которой исполнял выдающийся – и совершенно недооцененный – актер Жан Карме). Иное дело «Призрак Оперы», чей сюжет влился в пантеон массовой культуры ХХ века: этот роман постоянно переиздается и в нашей стране, причем в различных переводах (в этой книге цитируется перевод Д. Мудролюбовой). Здесь хоррор оказывается облачен в чрезвычайно респектабельные культурные одежды.

Образ главного героя, Эрика, строится на пересечении самых различных и чрезвычайно многообразных литературных и документальных источников. В читательском восприятии на первый план выводится один из них: Эдгар По (этому сильно поспособствовали замечательные акварели Андре Кастеня, которые часто приводятся в новейших изданиях; они были выполнены по ходу подготовки английской версии «Призрака Оперы», то есть год спустя после выхода в свет парижского издания). Особенно примечательно в этом смысле торжественное появление Призрака в эпизоде бала-маскарада (глава Х), которое заставляет вспомнить упоминание Э. – Т. – А. Гофмана в «Крейслериане» о «блестящем романтическом пурпуре». Эпизод выглядит не просто аллюзией на «Маску Красной смерти» По (одно из лучших сочинений писателя, яркий образец романтической новеллы), но и смотрится как своего рода красочный плакат, выполненный по лекалу американского классика и не лишенный макабрического комизма: