Пора меж волка и собаки

Погода, как будто послушав Малку, тоже резко изменилась. Пошел противный холодный дождь, небо затянуло низкими серыми тучами. От, невесть откуда взявшихся, болот поднялось гнилое испарение, повисшее над землей низким сиреневым туманом, в котором мелькали какие-то тени. То ли нежить резвилась, то ли тени предков вышли посмотреть на тех, кто их потревожил. Дороги раскисли. Возы завязли и встали. Марии стало совсем худо. Она куталась в дорогие собольи меха, но все равно ее тряс озноб, и на лбу появилась холодная испарина. В глазах ее читался приговор смерти. Иван позвал Бомелия.

– Делай чего-нибудь лекарь. Делай!

– До Москвы не довезем. Увянет сердешная, – ответил Бомелий.

– Везите ее в Слободу. Туда-то хоть довезешь?

– Постараюсь государь.

– Постарайся, постарайся, друг милый! Я с тебя спрошу, – он повернулся в седле, – Лучезарная, нам с тобой на Москву пора! Малюта, бери кромешников и вези царицу в Слободу! А мы малым числом сгоняем на Москву и к вам! – он плеткой поманил Малюту. Тихо сказал, – Довезешь живой – вовек не забуду. Басмановы со мной! И Грязной тож! – хлестнул коня ногайкой и скрылся в пелене дождя.

Исполняя наказ государя, Малюта повез царицу в Александрову Слободу. Триста верст через леса, реки и болота полз обоз, заливаемый холодными дождями. Не раз вспомнилась летняя жара и духота. Вспомнилась добрым словом, когда вытаскивали возок из грязи, когда вброд пытались перейти до сих пор мелкие ручьи и речки, а теперь бурные грязные потоки. То и дело останавливались под кронами вековых сосен, в заброшенных в чащобы хуторах и домиках лесных отшельников. Мария тяжко переносила путь, долгий и трудный. Впадая то в жар, то в холод, проваливаясь в забытье и что-то бормоча в бреду, она таяла на глазах. Напрасно колготился Бомелий. Напрасно Малюта притащил из лесной глухомани знахаря. Тот глянул на царицу, задумался, пробормотал что-то в седую лохматую бороду, встретился глазами с Микулицей, и, бесстрашно глядя в красные от бессонных ночей очи Малюты, сказал.

– Бессилен я, господин, супротив воли Богов идти. Нема у меня такого зелья, чтобы долю отвести. Отлеталась птаха, отчирикалась.

– А коли, я тебя на сук вздерну? Али на костре пожгу? Колдовская твоя душа! – просипел Малюта.

– А то! – отвечал чародей, – Я ведь сила лесная, ты меня не пужай. Я пуганый, когда ты еще без порток бегал. Я вот тебя самого напужаю, гляди! Я то сгорю, в Ирий уйду, но и вы из лесу без меня хрен выберетесь. Крутит вас Мать Артемида. Сколь крутит? Почитай месяц. И еще столь же крутить будет. Ты сопляк, государю обещал ее живой довезти. Поклонись – довезешь. Будешь сопли на кулак мотать – здесь вместе с ней и сгинешь, – он стоял прямой, гордый с серебряной головой не склоняющейся ни перед кем.

– Ладно, кудесник, говоришь, живой довезу, коли поклонюсь? – злобно сказал Малюта.

– Довезешь, – подтвердил любомудр.

– Смотри старый, – кланяясь, пригрозил опричник, – Не довезу, весь лес пожгу, а тебя найду.

– Вези молодец, – старец чуть заметно кивнул Микулице, отступил в лес и пропал.

Дале везли царицу без остановок и довезли таки до Слободы, где уже ее ждал царь, извещенный гонцами и прискакавший из Москвы. Царица была жива и даже вроде пошла на поправку от отваров, что варил ей Бомелий. На щеках заиграл румянец и в глазах появился блеск. Иван сам на руках отнес ее в теремную светелку и уложил на лебяжью перину. Как только тело Марии коснулось белого полотна, скрывавшего лебединое перо, она тут же провалилась в забытьи.

– Видать лебедь пощекотал, – бросила Малка, поправляя подушку.

День и ночь не отходили от постели больной доброхоты. Бомелий и новый лекарь Арнольд, брат Марии Михаил и Малюта. Сам Иван заглядывал ежечасно. Ничто не помогало. Царица не надолго приходила в сознание, обводила всех помутневшим взором, потом снова теряла его, и в бреду, все время говорила что-то и шептала кому-то несвязные слова.

Иван пытал нового лекаря, что, мол, за болезнь такая. Арнольд долго думал, молчал, смотрел за тем, как проходит недуг у царицы, наконец, решился и ответил.

– Государь, я могу и ошибаться, но сдается мне…

– Не тяни, говори то, что есть! – оборвал его Иван.

– Царицу извели! – коротко закончил Арнольд.

– А что Бомелий не видел?! – вызверился царь.

– Так он ее и лечит от того, чем извели, – удивился Арнольд, – Он с самого начала это понял, и лечит…иначе, она бы…давно…отошла, – с трудом закончил он мысль.

– Что ж ты Бомелий молчал? – сокрушенно повернулся к лекарю Иван.

– А трепом не поможешь государь, – ответил, как всегда, прямо царский лекарь, – Спасибо собрату, он не умолчал. За меня тяжкую ношу принял. Так что государь, отмучилась, считай княжна наша!

– Как! – вскричал царь.

– Так! Отошла! Улетела душа ее на Елисейские поля. Тут уж я бессилен, – Бомелий опустил руки.

Но искорка жизни в измученном теле царицы еще тлела.

– Позовите Малку, – вдруг тихим голосом сказала она сидящему у изголовья брату.

– Выйди-ка Салтан, – приказала ключница, входя в покои умирающей, – Это наше бабье дело, не для твоих ушей. Зачем звала?