Пора меж волка и собаки

В Бахчисарае, в саду, где у фонтана отдыхал хан, появился, как и ожидал Иван, чародей из Хаджи-Тархана. Как появился, загадка. На то они и чародеи, чтоб появляться неожиданно. Повертел в руках кинжал, подарок из Москвы, наклонился к уху Девлет-Гирея, долго шептал, затем распрямился, протянул кинжал хану со словами.

– Отправь назад! Или нет, принеси его на конях своей орды прямо к Кремлевскому терему Ивана!!!

– Спасибо за совет, уважаемый, – поклонился хан, – Готовьте орду!!!

Крым начал готовиться к походу на север.

– Война! – полетело по улусам, – Война! Хан повелевает, чтобы все татары, ему подвластные, в течение одной луны приготовились к войне и запаслись кормом на долгий путь!

Бабы достали дорожные кожаные мешки, что привешиваются к лошади. Сушили пшено, толкли, жарили и сыпали в мешочки для припасу. Готовили сыр и мясо. Коптили, вялили и сушили конину и баранину. Отдельно клали кобылий сыр, полакомится в дороге. Все пришло в движение. Оба войска изготовились к прыжку.

Иван ждал крымцев на Оке. Ждал во главе полков, все предусмотрев и решив сломать им хребет, окончательно и навсегда. Он не знал только одного, что теперь измена созрела среди земцев. В шатер царя, отодвинув плечом Годунова и Скуратова, Малка вошла стремительным шагом. Зыркнула на Угрюмов и они выкатились из шатра, встав вокруг него, чтоб ни одна живая душа не могла услышать, что твориться за его тонкими стенами.

– Государь, я тебе новости расскажу, – ведунья села на низкую лавицу.

– Откуда? – Иван повернулся к ней.

– Сороки на хвосте принесли. Девлет ведет войско большое, Изюмским шляхом, а не Муравским, и кто ж его знает, как дале пойдет.

– Сторожа говорят, что в Диком поле татар нет! Да и у меня на Оке пять полков земских и один опричный. Встретим, – запальчиво возразил царь.

– Я тебе сказку расскажу. Ты садись, не мечись перед носом, не елозь перед глазами. Садись и слушай. Отец твой Василий имел до матери твоей Елены в женах Соломонию Сабурову. Ей ворожейка Степанида. Весьма вредная баба была, – вспомнив что-то свое, задумалась Малка, – Степанида Рязанка предрекла ей, что детям у нее не быть! После чего папаша твой сплавил Соломонию в монастырь в Суздаль.

– Это дело известное, не время сейчас о моей родне поминать, – оборвал ее Иван.

– Это мне знать, когда кого поминать! А твое дело слушать!! Там в монастыре, когда мать тобой брюхата ходила. Монашка Софья, бывшая царица, тоже от кого-то понесла. И в одно ж с мамкой твоей время родила, почитай то же сына царского. Правда сынок тот умер во младенчестве и схоронили его в том же монастыре. Но вот люди мои говорят, что в гробике том, кукла в мальчиковой рубахе, опоясанная пояском с кисточками.

– Да ты что?! – Иван слушал широко раскрыв глаза, – А где ж тот царевич?

– Говорят, окрестила его мать Георгием и отдала на воспитание казакам ордынским, что б они из него воина сделали. Поручила его заботам волхва Волдыря и берегини Анны. Вот тот волхв и та берегиня его вырастили под именем ему в орде даденным…

– Каким? – коротко спросил Иван.

– Кудеяр. Так его казаки нарекли. А затем в городке Белев, что рядом с землями казачьими, приютил его боярин Тишенков. Сдается мне, знал он все. Так и стал царевич Кудеяром Тишенковым столбовым боярином, – она замолчала.

– И к чему ты мне эту байку баяла? – вскинул голову Иван.

– А к тому, что крымцев, старыми бродами, через Изюмский шлях он и ведет. И нечего тебе здесь сидеть и судьбы дожидаться. Воевода Бельский и князь Мстиславский от крымцев бакшиш получили и в спину тебе ударят. Бельский из зависти к родне, а Мстиславский норовит в главные бояре выбиться. Потому седлай коней и с Угрюмами, да малой свитой гони на Москву, а оттуда на Ярославль за берсерками, – она встала и пошла к выходу.

– Что ж мне войско бросить? Москву сдать? – отупело спросил Иван.

– Москва не Русь. Корона не голова. Все вернешь! Гони! – уже с порога бросила, – А в ближних воях у Кудеяра ребята в шкурах медвежьих. Не нравиться мне это. Ты скачи, у меня свои дела здесь. Угрюмы со мной останутся. Ты пока без них поскучай. Бережители найдутся. Хоть Бориска Годунов, хоть Малюта Скуратов.

Иван Грозный ускакал к Москве в окружении ближней сотни. На Москве он перемолвился с Вороном-Волынским, отвечавшим за оборону города, коли враг подойдет близко, оставил ему всех стрельцов царевой охраны. Затем в окружении тех же опричников повернул на Ярославль за подмогой от старых медвежьих родов. В голове крутились слова Малки о том, что доля у них общая. На это только и надежда была. Он стегнул коня ногайкой. Громко крикнул:

– Москва не Русь. Корона не голова. Гойда ребятки! Гойда!