Порченый подарок

Отступать мне больше было некуда, спина уперлась в стену, выставленная вперед кисть с оружием дергалась, щеки стали мокрыми, горло высохло и конвульсивно сжималось, дышать было нечем. Я мертва, не важно, что сердце все еще грохочет. Все это уже не имеет смысла.

Ноги ослабли, и я сползла по стене, уставившись в морду приближающегося хищника, и содрогнулась, снова встретившись с ним глазами. Это не был взгляд зверя. Нет, на меня смотрел тот самый человек, мужчина, заставлявший трепетать и плакать совсем не от ужаса! И это было хуже всего. Непереносимо!

Белоснежный монстр вытянул шею, прижал уши и опустил голову, издавая протяжный негромкий звук, и в нем отчетливо слышалось… отчаяние? Такое же, что владело сейчас и мной. Между нами оставалось меньше двух шагов расстояния, и неожиданно он лег на живот, вытягиваясь во весь огромный рост, и пополз, продолжая сотрясать воздух этим тихим печальным рокотанием, исходящим откуда-то из его объемной грудной клетки, и не разрывая контакта наших взглядов. Его передние лапы уже почти коснулись пальцев моих ног, я импульсивно поджала их, и звук стал практически жалобным, а приближение прекратилось. Около минуты я вглядывалась в него, а он в меня, и странным образом внутри стали появляться едва заметные зачатки спокойствия и тишины, пусть общая безысходность никуда не делась. Обратной дороги для меня нет, вернуть ничего нельзя. Но почему тогда, чем больше я смотрю на зверя передо мной, тем легче становится дышать и тиски, сжавшие сердце расслабляются, а рука с клинком опускается? Я почти разжала пальцы, выпуская смертоносный металл, когда со стороны двери донесся шум, топот и крики, и Бора вскочил, меняясь до неузнаваемости, становясь опять ужасающим.

В комнату ввалился Инослас, выкрикивающий мое имя, вслед за ним аниры, пытавшиеся его удержать, но предводитель опередил их — нанес сокрушительный удар широченной лапой по телу рванувшегося ко мне рунига, вспарывая его одежду и кожу. Хлынула кровь, раздался рев, новые вопли — полный хаос и безумие. Иносласа схватили и выволокли прочь. Я вскочила, снова выставляя свое единственное оружие перед собой, а Бора, рявкнув вслед своим людям так, что у меня, кажется, треснули кости от силы звука, изогнул спину дугой, содрогнулся и спустя несколько вдохов встал передо мной уже в человеческом обличии, обнаженный, с искаженным лицом, пугающий диким пламенем, изливающимся на меня из его глаз, едва ли не больше, чем зверь только что. Он шагнул ближе, позволяя острию упереться в центр его ходившей ходуном груди, и на гладкой коже появились кровавые росчерки царапин.

— Еще на рассвете ты таяла в моих руках, отдавая всю себя, топила в своей благословенной ласке и влаге, а сейчас готова убить? — грубым, еще не своим голосом спросил он.

— Я отдавала себя супругу… человеку, но не зверю! — не сдержавшись, выкрикнула я, чувствуя отчего-то боль, будто порезы множились на мне, а не на нем, но клинка не отвела.

— Ну так я и есть тот самый мужчина! — Щека Бора дернулась.

— Нет, ты не он! Ты лжец и чудовище! — выпалила я. — Монстр, из-за союза и близости с которым моя душа теперь навечно потеряна и заражена скверной!

— Справедливая плата, моя Ликоли, учитывая, что моя давно уже была украдена и заражена тобой! — Предводитель подался вперед, буквально насаживая себя на лезвие.

Я с криком отпустила рукоять, но проклятый клинок так и остался торчать из его груди, а по животу полился красный поток.

— Что ты творишь?

— Позволяю тебе сделать то, чего ты желаешь, — мрачно усмехнулся он. — Всегда буду позволять, кроме одного — покинуть меня, Греймунна! Для этого я действительно должен быть мертв, но чтобы прикончить меня, тебе не понадобится никакое оружие, жена моя!

Развернувшись, Бора пошел в купальню, ступая тяжело, совсем не по своему обыкновению, а как будто неся на плечах тяжкую ношу. Ее груз я чувствовала и на себе, как неподъемный камень лег сверху, не давая вздохнуть. Слезы лились по щекам, да только я и понять не могла, отчего они так горьки. Опустив глаза, я заметила повсюду багряные следы. На полу, там, где утаскивали раненного Иносласа, у моих ног, на пальцах… Повинуясь порыву, бросилась в ванную, чтобы увидеть, как мой супруг опускается в лохань.

— Что ты делаешь? — возмутилась, вместо того чтобы убраться. — Тебе лекарь нужен, а не купание!

— Не нужен, Ликоли, — покачал головой он, глядя печально, и указал на уже тщательно отмытый лежащий тут же на лавке кинжал. — Возьми его, если так тебе теперь спокойнее в моем присутствии. Но знай, что анира в любом обличии этим ножичком не остановить и не убить. Разве что каким-то чудом сердце вырезать или голову снести.

Он окунулся с головой и выбрался из воды, демонстрируя мне лишь красноватую полоску поврежденной кожи там, где было ранение.

— Настоящие раны нам нанести можно лишь инеевым серебром или выструганным из переступника копьем, — пройдя мимо меня, он стал обтираться.

— Зачем говоришь мне это? — Не безумие ли такое сообщать той, что только что убить тебя пыталась. Хотя разве я и правда пыталась?