Порог греха

Огород Чурилова примыкал к дому. Большая его часть с бугорчатой сиротливостью чернела пустотой. Куча подсохшей уже ботвы напоминала о том, что здесь был посажен картофель. Вторую половину огорода занимали пустые грядки. Только на одной, самой широкой и длинной, зеленели, отдавая желтизной, стрелки лука. По краю огорода у самой городьбы тянулись в два ряда какие-то кусты, с тонкими и длинными ветвями, собранными в жгут и прижатыми к земле железными рогатками. Пока Алесь гадал, зачем это нужно, пришёл Чурилов с охапкой мешковины и двумя лопатами под мышкой.

– Это малина, – сказал он, позевывая и потирая одной рукой припухшее ото сна лицо. – Вот её и будем закапывать.

Кусками мешковины Чурилов укрыл кусты, показал Алесю как нужно набрасывать на них землю. Она была мягкой, податливой, легко садилась на лопату, чем-то напоминая Алесю почву огорода родной деревни, где с мамой и Павлинкой он сажал картошку. Соснула под сердцем печаль, но Алесь придавил её. Еще будет время – насосётся, а сейчас такое ликование во всем теле от работы. Отдыхал Алесь не от усталости, а по предложению хозяина. Тот тяжело дышал и клетчатым платком утирал пот с лица. Когда последний ком земли прихлопнулся на длиннющей могилке мешковых кустов, довольный Чурилов надул утробным воздухом щёки.

– А ты, Алеська, молодчинка. Не ожидал. Думал так, киселек городской, хлюпенький. «Зачем тогда меня на работу приглашал», – хотелось сказать Алесю, но похвала приласкала сердце. Потом Чурилов пошёл «гоношить баньку», а Алеся отправил на озеро «убить время».

Озеро находилось в нескольких десятках метров от дома и скрывалось за сплошной зарослью деревьев и кустов. Оно оказалось большим и просторным, раскинувшимся чуть ли не до самого горизонта. На другом его берегу уже невозможно было заметить человека. Алесь любил воду, особенно такую, не текучую, спокойную у берегов. Он хорошо плавал, мог так занырнуть в глубину, что с притаённым дыханием больше двух минут не показываться на поверхности. Жаль, вода уже остуденилась и нельзя голяком побарахтаться в ней.

На берегу был сооружен причал из толстых листвяных досок. К нему приткнулось косами пяток дюралевых лодок, прихваченных цепями за большие железные кольца. В крайней из них лежали весла. Алесь отцепил ее, пристроил весла в уключины и напружинил мышцы рук. Намахавшись вёслами до легкой испарины на лбу, свесился за борт. Долго всматривался в непроглядную темень озера, напрягал зрение до тех пор, пока ему не померещилось, что кто-то угрозно тоже пялится на него из бездонной водяной жути.

Алесь лёг на спину на дно лодки и стал смотреть в небо. Небо – вот это да! В него можно глазеть сколько угодно. Оно не надоедает, не пугает и не угнетает мысли, особенно такое, голубое-голубое и чистое. Вот только эта грязная серая вата всё ближе и ближе подползает к солнцу. И порывы ветра всё сильнее и сильнее. В мягкой увалистости закачалась лодка. Алесь присмежил веки.

Белые блескучие барашки чуть передернули волнением озерную гладь, и вдруг в этом ослепляющем серебре огня появилась белая лебедь. Ну точь-в-точь как в сказке Пушкина о царе Салтане. Она плыла с горделиво выгнутой шеей. Вот лебедь взмахнула крылами, намереваясь взлететь. Брызнули водяные искры и в дрожащем серебристом мареве проявился силуэт девушки в белом, как снег, нисходящем до самых щиколоток, одеянии. Такое Алесь видел только на святых мучениках, изображенных на картинках и иконах. С улыбкой на светлом лице девушка шла по волнам к Алесю. «Павлинка! – задохнулся от счастья Алесь. – Сестричка моя!» Но за спиной девушки вскипела вода, поднялась в крутом загибе над её головой, и на самом гребне с теменью озёрной глубины распласталась в разлёте крыльев чёрная птица с загнутым, как дверной запорный крючок, клювом.

«Сестричка моя» – закричал Алесь во всю силу своих легких. – Беги скорее ко мне! Я спасу тебя!» Алесь попытался схватиться за вёсла, чтобы двинуться встречь Павлинке, но вёсла исчезли. Он принялся грести руками. Лодка крутилась на месте. А чёрная птица уже нависала над девушкой, выпустив длинные, отливающие железным блеском когти, и кричала громовым голосом: «Алесь! Алесь! Алесь!»

Он открыл глаза. Освобождаясь от дрёмы, потряс головой.

Чурилов стоял на берегу, звал Алеся и манил его к себе рукой.

– Я оборался совсем, – выговорил он Алесю, когда тот причалил к берегу. – Прихожу, тебя в лодке не вижу. Думаю, не случилось ли чего…Банька готова. Пойдём париться.