Порог греха

С некоторой тревожащей оторопью шел Алесь к воротам ограды детского дома, где его поджидал Чурилов. Но как только угнездился в люльке его мотоцикла, так и забыл обо всем на свете. Мотоцикл был большим, тяжелым, с сильным мотором. И назывался не по-русски – «Харлей Давидсон». На праздничных вечерах, посвященных Советской Армии или Победе над фашистской Германией, Чурилов любил рассказывать, как перегонял этот мотоцикл из Германии в Россию аж от самой реки Эльбы, где советские войска встретились с американскими и американский генерал подарил Чурилову «Харлея». Да не просто так – от щедрот своих, а в благодарность за спасение. На генерала совершила покушение группа притаившихся в засаде оголтелых фрицев. На помощь ему и пришел Чурилов со своей ротой автоматчиков. Поскольку, повторяясь, он разукрашивал эту историю новыми подробностями, со стрельбой, взрывами, рукопашным боем, то невольно закрадывалось сомнение в её правдоподобности. Тётя Поля, заведующая хозяйством детского дома, бывшая фронтовая сестра, послушав только один раз россказни Чурилова, долго материлась про себя, так как знала, что на войне Чурилов не был, а мотоцикл скорее всего купил у какого-нибудь военного снабженца, нахапавшего трофейного добра у немцев. Но в ее зыбком положении говорить об этом вслух было небезопасно. «Граф» разом вытурит с работы. А куда она, инвалид, пойдёт? Кто её примет? К кому головушку приклонит? Пускай его врёт…

Часа два ехали по грунтовой, но изрядно разбитой колесами автомобилей, дороге. Иногда Алеся так подкидывало на ухабах, что он едва не вылетал из люльки, но это только распаляло восторг движения. Рябисто мелькали по сторонам разнаряженные осенью деревья и кусты. Свежий, холодящий лицо и горло воздух, распирал грудь Алеся опьяняющим счастьем. Все это напоминало ему то далекое военное время, когда дядя Карел, который работал с мамой в немецком штабе, так же на мотоцикле катал его по родной деревне.

Домишко, как называл свою дачу Чурилов, оказался большим домом, с несколькими комнатами для гостей, небольшой столовой, кухней, зальчиком для демонстрации кинофильмов и игры на бильярде. Мебель составляли широкие желтой полировки столы, кожаные кресла и диваны, а также лёгкие стулья с гнутыми спинками. Алесь никак не мог взять в толк, как это всё могло принадлежать одному человеку. В его родной деревне таким большим домом был колхозный клуб, куда он ходил с мамой и сестрой на праздничные вечера и где показывали кино. Но такой шикарной мебели в нём не было.

Сам Чурилов обитал в пристройке с двумя просторными комнатами и кухней, кирпичной печкой, газовой плитой, электроплиткой, холодильником, электроламповым приемником «Родина», какого даже не было в детском доме. Почти полкомнаты занимала деревянная кровать с горой подушек и подушечек, на которой свободно могли уместиться не менее четырёх человек.

Перед работой на огороде Чурилов не поскупился на обед. Тем, что разместилось на широченном столе, можно было накормить ораву детдомовцев. Исходили аппетитным парком щи в большой эмалированной кастрюле, теснились на глубокой тарелке котлеты с румяной корочкой, в поллитровых стеклянных банках плавали маринованные грибочки и огурчики, на разной формы тарелочках лежали кругляши копченой колбасы, селёдка, клубеньки молодой картошки, виноград, яблоки и еще какая-то снедь, название которой Алесь не знал. Такого едального изобилия Алесь никогда не видел. От одного запаха у него закружилась голова.

Начать пир Чурилов предложил «с рюмочки под икорочку». Налил в хрустальный бокал водки из хрустального графина.

– Может ты немножко тяпнешь? А? Я в твоем возрасте уже баловался.

Алесь отрицательно замотал головой.

– Тогда начни вот с этого деликатесика. Вилкой с насаженным на ней огурчиком Чурилов показал на вазу с горкой какой-то ягоды. Потом закатисто смеялся, когда Алесь, отправив ложку этой ягоды в рот, жевал и морщился, боясь проглотить.

– Икрища это лососевая, – пояснил Чурилов, – пища генералов и других больших начальников. – Ешь, ешь, сынок. Не стесняйся. Всё ешь!

За бунт в животе гостя он не опасался. Желудок детдомовца это такой котёл, который переваривает даже железные гвозди.

После обеда Чурилов прикорнул на часок на своей кровати-стадионе, Алесь отправился знакомиться с усадьбой.

День выдался солнечным, теплым. Но на северном горизонте проявлялась гряда грязно-серых облаков. Иногда оттуда порывами налетал сквозистый ветер и точно вытягивал их на тайгу. Гряда увеличивалась в размере, набухала чернотой, предвещая ненастье. Большими кругами, приближаясь к усадьбе Чурилова, кружил коршун: лениво взмахивал крылами, зорко высматривал добычу на земле. Алесь не терпел эту хищную птицу. В родной деревне коршун с напористой наглостью воровал с дворов цыплят, случалось чуть ли не из под ног хозяев. По мере его приближения к огороду замолкали птахи, щебечущие в зарослях ракит и черёмух.