Портрет леди

– Вы можете сказать, что у меня нет никакого права обращаться к вам за помощью. Но на самом деле такое право у меня есть. Если позволите, я объясню вам, – мягкий, но строгий голос Генриетты, которая вовсе не старалась произвести на собеседника эффект, звучал очень искренне, и Каспар Гудвуд, приготовившись к отпору, все же был тронут. Однако Каспар Гудвуд редко проявлял внешние признаки волнения: он никогда не краснел, не отводил глаз и не выглядел озабоченным. Он лишь весь собирался и становился сосредоточенным. Казалось, при этом у него появлялись дополнительные силы. Поэтому Генриетта продолжила без особого энтузиазма:

– Могу вам сказать – и мне кажется, сейчас подходящий случай, – что если я когда-либо ставила вас в трудное положение (думаю, я вполне на это способна), то делала это, все хорошо продумав. Вне всяких сомнений, я причиняла вам неприятности. Но я делала это ради вас.

Мистер Гудвуд взглянул на нее.

– Вы и сейчас этим занялись.

– Да, пожалуй. Я хочу, чтобы вы задумались – хорошо ли, что вы едете в Рим.

– Я ждал от вас этих слов! – воскликнул мистер Гудвуд.

– Значит, вы задумывались над этим?

– Конечно. И очень много думал. Именно для этого я сделал остановку на два месяца в Париже.

– Боюсь, вы выбрали самое удобное для себя решение – поехать стоит, поскольку Рим сильно влечет вас.

– Стоит? – переспросил мистер Гудвуд. – И вы знаете, почему?

– Потому что вам так хочется. А как на это посмотрит миссис Озмонд?

– О, моя поездка в Рим нисколько ее не взволнует. Тут я не льщу себе надеждой.

– Добро бы просто взволновало – не причинило бы ей вреда, вот в чем вопрос!

– Не понимаю, какое это вообще имеет к ней отношение. Я для миссис Озмонд никто. Но если хотите знать, я с радостью встретился бы с ней.

– Именно поэтому вы и едете.

– Конечно. Разве можно найти более вескую причину?

– Чем это вам поможет? Вот что мне хотелось бы знать, – сказала мисс Стэкпол.

– Как раз этого я и не могу вам сказать. Вот о чем я так много думал в Париже.

– Поездка вызовет у вас только раздражение.

– Почему вы так говорите? – несколько резко спросил Каспар. – Откуда вы знаете, чем я могу быть раздражен?

– Ну, – Генриетта немного поколебалась, – кажется, никто с тех пор не затронул ваших чувств.

– Откуда вам знать про мои чувства? – вскричал мистер Гудвуд и вспыхнул. – Я чувствую, что должен ехать в Рим!

Генриетта молча смотрела на него своими блестящими глазами.

– Ладно, – сказала она наконец. – Я просто хотела высказать вам свое мнение. Это не давало мне покоя. Конечно, вы считаете, что это не мое дело. И, в принципе, вообще никто не должен совать нос в чьи-то дела.

– Это так любезно с вашей стороны. Я очень признателен вам за ваши хлопоты, – поблагодарил Каспар Гудвуд. – Я поеду в Рим и не причиню миссис Озмонд никакого вреда.

– Вреда вы ей не причините, но поможете ли? Вот в чем вопрос.

– Она нуждается в помощи? – медленно проговорил Каспар, пристально глядя на собеседницу.

– Большинство женщин нуждается в помощи, – уклончиво ответила Генриетта. – Если вы едете в Рим, надеюсь, вы будете вести себя как настоящий друг, а не как эгоист.

Она отвернулась от собеседника и пошла вдоль стены, рассматривая картины.

Каспар Гудвуд постоял-постоял и последовал за ней.

– Вы что-то слышали о миссис Озмонд, – произнес он. – Могу я узнать что?

Генриетта никогда в своей жизни не увиливала, и, хотя сейчас для этого представился весьма удобный момент, она после секундного замешательства решила все же не делать исключения.

– Да, я слышала, – ответила она. – Но поскольку я не хочу, чтобы вы ехали в Рим, то ничего вам не скажу.

– Как вам будет угодно. Я все увижу своими глазами, – сказал мистер Гудвуд и довольно непоследовательно добавил: – Вы слышали, что она несчастна?

– Ну, этого вы своими глазами не увидите! – воскликнула Генриетта.

– Надеюсь, нет. А когда вы выезжаете?

– Завтра утренним поездом. А вы?

Мистер Гудвуд задумался. Ему совсем не хотелось отправляться в Рим в компании с мисс Стэкпол. Без сомнения, его отношение к ней отличалось от отношения Джилберта Озмонда, но в данный момент между ними возникла точка соприкосновения, хотя чувство Каспара, в отличие от Озмонда, основывалось на признании добродетелей мисс Стэкпол. Каспар считал Генриетту замечательной и к тому же ничего не имел против пишущей братии. Существование журналистики – как и, разумеется, журналисток – казалось ему частью естественного положения вещей в прогрессивной стране. Хотя Каспар никогда не читал ее статей, он полагал, что они неким образом способствуют социальному прогрессу. Но именно из-за высоты ее положения ему не хотелось, чтобы мисс Стэкпол так много принимала как само собой разумеющееся. Раз уверовав, что Каспар всегда был готов к разговорам по поводу миссис Озмонд, она постоянно вела себя в соответствии с этим – и когда спустя полтора месяца после его приезда в Европу встретилась с ним в Париже, и в других подобных случаях.