Портреты Пером (СИ)

В целлофановом свёртке обнаружилось нечто с претензией на бутербродность: кусочек очень тёмного хлеба, майонез, ломтики солёных огурцов… где-то с краю затерялся одинокий огрызок колбасы.

Джон хотел есть, но не настолько, поэтому свёрток полетел в мусорную корзину. Не долетел. Плюхнулся в паре дюймов от неё.

Напомнив себе потом всё-таки кинуть данное нечто в корзину, Джон брезгливо вытер руки – снова о пододеяльник – и принялся за самую интересную часть найденного. Книжицы и телефон. Телефон после осмотра и извлечения sim-карты был отброшен почти сразу же – в памяти оказались несколько смс и слишком много номеров, из которых ни один не помечен как значимый, только три раздела: «работа», где содержалось двести сорок четыре номера, второй, озаглавленный как «пятница, гуляем», где в номерах и фамилиях, переваливающих за четыре сотни, можно было попросту потеряться, и третий, со списочком из десятка номеров под названием «сам такой». Ни фото, ни видео – не та модель, не поддерживает.

Книжица первая производила впечатление записной. Немного пошуршав страницами, Джон пришёл к выводу, что она скорей зарисовочная – наброски, похожие на планы зданий, пара вклеенных чертежей, наброски вовсе непонятные, расчерчены какие-то углы, некоторые листки просто были беспорядочно исчирканы. Из записей – «диафрагма 2.8» и «свалим?» на английском, несколько каракулей на тему того же славянского языка, и всё. На последней странице, правда, обнаружился подробный перечень старинных английских особняков викторианской эпохи – особняк самого Джона там тоже присутствовал, причём все предыдущие пункты были вычеркнуты.

Записная книжка маньяка – пронеслось в его голове, вызвав лёгкий смешок.

Какая ирония.

Книжица вторая была определённо художественного характера. Небольшой чёрно-белый портрет на задней обложке, яркое название на передней. Внутри – столбики строк: стихи.

Джон растерянно перевёл взгляд на блокнот, потом снова на сборник.

В его библиотеке давно не было новых вливаний, а поэзию он любил. Даже самому удивительно было, как можно получать столько удовольствия от того, что кто-то зарифмовал несколько строчек, но всё же… стихи влекли его.

Особенно хорошие. А судя по обложке, в этой книге были хорошие стихи.

В карманах куртки оказалась снова мелочь, снова автобусные билетики, снова коричневый катышек, который был брезгливо отброшен.

В фотоаппаратной сумке был… фотоаппарат. Хороший. Несмотря на явную небогатость Арсеня, у него был хороший фотоаппарат и хороший складной нож. Швейцарский. Против воли Джон начал проникаться уважением к этому человеку – Арсень явно знал, что ему важно, и не жалел на это денег, при этом не становясь транжирой.

Он понравится Тэн, – эта мысль вызвала лёгкую улыбку, – и… не вызовет презрения Райана, – эта мысль почти рассмешила.

Фотоаппарат, объективы для фотоаппарата – два, съёмная вспышка, несколько фильтров для защиты объектива и коррекции съёмки, бленда, салфетки, карандаш, содержащий кисть и насадку для удаления пятен с объектива, дополнительный аккумулятор для фотоаппарата… Перебрав содержимое, Джон удостоверился, что в этой сумке находилось всё исключительно для фотоаппарата. Этого всего было так много, что что-то лишнее попросту не поместилось бы.

Единственное – в плотный внутренний кармашек вместе с инструкцией был запихан студенческий билет, запихан настолько плотно, что чуть не порвался при вытаскивании. В нём обнаружился белый лист с каракулями на русском и рабочее удостоверение фотокорреспондента одного довольно известного лондонского искусствоведческого журнала.

Самое важное к самому важному, так? – усмехнулся Фолл про себя. Документы положил в карман штанов для дальнейшего рассмотрения, потом, когда будет пара лишних свободных часов. Стоило всё-таки навести справки.

Сумка была пристроена на верхней полке шкафа. Такими вещами не разбрасываются. Более того, Джон был уверен, что через пару месяцев отдаст её хозяину. Если сложившееся об Арсене мнение было верным, он это заслужит.

Джон потянулся и, пружинисто покачавшись на носках, встал с кровати. Силуэт птицы был перечеркан водяными дорожками – за этими рваными линиями уже почти не угадывались ни раскинутые крылья, ни вытянутая вперёд голова. Осталось лишь ощущение, что некогда тут было что-то нарисовано, что-то лёгкое и свободное.

Часы тиками отмеряли тягучее – в сумерках оно особенно растягивается – время.

Тик-так…

Тик…

Девять.

Джону оставалось совсем немного. В десять активизируются проходильщики, рвущиеся в ночной режим, топая потными от усердия пятками.

Он отправил в рот ещё один подтаявший батончик, последний, и вытер руки об истёртые занавески.

В десять на смену Джону придёт Кукловод, он будет смеяться из динамиков, язвить над «коварными планами» подпольщиков и мудрствованиями последователей… Особенно Алисы, сопящей под грузом собственной неотразимости.

А пока Джон Фолл хочет помыться.

Если ты приходишь в себя в таком состоянии, как будто вчера жестоко бухал…

Какое там.

Мутная картинка мира за попыткой открыть глаза. Голова болит просто страшно.