Портреты Пером (СИ)

Музыка сюда почти не доносится, так, слабым отголоском. Прослушку они отключили. На центральном мониторе внутренний двор. Куклы вяло шевелятся под брезентом. Но даже там музыка должна взрывать им мозги.

Это пока не максимум громкости.

На тумбочке стынет чай; Элис иногда становится скучно, она тянется за чашкой и с ней подсаживается к мониторам. Доливает из чайника. Постукивает по клавишам пальцами, наблюдая за сменой картинок.

А хорошо, что электричество они берут от генераторов; в доме третий день нет доступа к интернету, и мало ли, вдруг и свет бы отключили. Фолл все очень хорошо устроил…

Элис прошуршала к монитору, плюхнулась в кресло. Палец щёлкнул по клавише.

Трикстер закрутил из проволоки стебель первой розы, обмотал толстой зелёной ниткой. Удерживая поделку на весу, чтобы не помять лепестки, потянулся к своей кружке. Чай остыл, кружка возвращается на пол. Не суть.

– Как думаешь, тридцати штук хватит? – спросил у Элис, демонстрируя полученный цветок. – Ему нужен большой букет, как-никак. По числу прожитых лет.

Она смотрит, и по намазанным алым губам взрезом проскальзывает улыбка.

– По числу лет? Хорошо придумано. Мне нравится.

– Да вот и лепесточков как раз нужное количество заготовлено. – Первая роза отправляется в подготовленное ведёрко. Ну не в вазу ж ставить их, в самом-то деле. Пальцы принимаются за сбор второй. Теперь подсказка из книги не нужна, он уловил принцип. – А остальное уж есть.

Трикстер поднимается, чтобы вернуть на третий монитор изображение с камер. Касается плеча Элис, тянет руку. Набирает привычно код.

Четыре картинки – кухня-прихожая-коридор второго этажа – коридор первого. Везде пусто, только на последней Нортон и Перо в прихожей, у двери во внутренний двор. Могут, конечно, просто планировать прохождение испытаний…

Но мне в это не верится.

Так оставлять нельзя – не с этой парочкой. Их следует держать на виду так же, как Кукловода и Дракона.

Роза отложена на панель.

– Кажется, пришло время сделать музыку погромче, моя милая, – нараспев произносит Трикстер, вглядываясь в монитор. Пальцы между тем уже бегают по кнопкам. – А то куклы начали скучать.

– Подожди пока измотаются, милый, – она поднимает руку и пробегается острыми холодными коготками по его кадыку. – Они привыкнут, подумают, что могут уснуть, а тут – раз, и громче становится. Разве не замечательно?

– Если только эти двое не задумали…

Пальцы замирают.

Оба подпольщика срываются с места, Нортон на бегу вскидывает пистолет.

– Кажется, придётся начать раньше, чем мы думали, – задумчиво произносит Трикстер. – А ведь я только начал крутить розы.

Разошлась кучка обитателей, попивающих чай у костра, последним ушёл Джим-подпольщик. Затух и сам костёр, последние угольки дотлевали в сероватой кашице золы уже далеко за полночь.

В траве стрекотали ночные насекомые. Уж им-то точно всё было нипочём.

Поблёскивала далёкими звёздами почти половина неба. Красиво. Но холодно, Джим предпочёл бы тучи и тепло. А сейчас, когда все, кроме них с младшим, уснули, и нельзя было даже посмотреть на эти греющиеся кучки, спасал только притащенный Джеком термос.

– Мне кажется, – ворчит брат с кружкой горячего отвара, – так в любой науке. Только начал изучать – всё просто, куча аксиом. А как углубился, так всё поплыло, поплыло, и ничего конкретного вообще не скажешь.

– А ты вспомни, как меняются научные парадигмы… – Джим сидит на лавочке. С неё вообще вставать опасно, остынет место, и остаток ночи будешь стоя куковать. – Казалось, всё только-только установилось, как приходит какой-нибудь Эйнштейн и ставит всё с ног на голову.

– На Эйнштейна не гони, – младший угрожающе наставляет на него палец, и Джим пожимает плечами.

– Ладно. Не Эйнштейн. Менделеев. Хотя на него мне самому грех гнать.

До ужаса напоминает ночные дежурства в больнице. Тогда персонал говорил о чём угодно, лишь бы не молчать. Замолчишь – заснуть недолго.

– А я про что? Вообще, начиная с древних греков в науке постоянно какая-то хрень происходит.

Младший безапелляционно суёт ему в руки термос. В темноте не видно, но вид у него сейчас должен быть очень решительный.

– На. А мне в кустики.

– Слишком много чая пьёшь, – обхватить пальцами прохладный цилиндр. Где-то там, внутри, загерметизированное тепло.

– И от кого это я слышу, – почти весело парирует младший уже откуда-то из кустов по другую сторону крыльца, – неужто от нашего чайного зануды?

– Между прочим, всё хорошо в меру. – Джим демонстративно фыркает. – Без меры… даже не знаю, что может хорошим быть. Но точно не чай. И вообще не пища. Не лекарства. Не сон, не отдых…

– Звёздное небо, – хмыкают невнятно.

– И не оно. Без солнечного света…

Младший хрустит кустами. Джим не знает, зачем он забирается в них так глубоко, но из-за этого хруста и их переговариваний он не слышит шаги сзади. Мягкие, спокойные шаги.

Потом – захват, крепкий, с зажиманием лица какой-то тряпкой, быстрый укол в шею.

Сопротивляться долго не выходит. В ушах смазывается взволнованный голос младшего откуда-то от кустов, треск веток, крики, шум своего же сопротивления, в глазах смазываются мерцающие звёзды.