Португальская империя и ее владения в XV-XIX вв

Средства братства получали почти исключительно из частных пожертвований и наследств, хотя Святой дом милосердия в Луанде имел свою долю от торговли рабами. Завещатели, с целью искупления прошлых грехов или просто по доброй воле, оставляли, находясь на смертном одре, большие суммы братствам, тем самым надеясь сократить время своего пребывания в чистилище. Монах-доминиканец в Гоа писал королю в 1557 г., что высокопоставленные чиновники, которые расхитили королевские фонды, стараются исповедоваться у «ленивых, глупых и невежественных священников, которые говорят им: «Сир, то, что вы украли у короля, вы можете возместить пожертвованиями на благотворительность. Вы украли у короны 5 тысяч пардао? Тогда пожертвуйте тысячу пардао братствам милосердия, и этого будет достаточно»». Спустя почти два столетия португальский дипломат Луиш да Кунья, который был сам членом братства в Португалии и высоко оценивал его благотворительную деятельность, сетовал по поводу широко распространенного мнения, «что люди могут искупить украденное ими перед Петром или Павлом, завещая свою собственность братствам, или какому-либо другому благотворительному обществу, или церковному ордену». Однако подобная практика все же способствовала тому, что какая-то часть неправедно нажитого богатства со временем возвращалась бедным и нуждавшимся, за счет ограбления которых оно (возможно) и было получено.

Кроме того, многие пожертвования и дарения делались из чисто филантропических побуждений. Щедрые суммы пожертвовал братству в Баии Жуан де Маттус де Агиар в конце XVII в., а Марта Мероп более столетия спустя – братству в Макао. Это всего лишь два примера из множества подобных. Оба этих благотворителя по-разному выбились из нищих в богатые. Братство в Баии было облагодетельствовано Агиаром больше чем миллионом крузадо, выделенных из его наследства. Этот капитал имел более достойное происхождение, чем сравнимая сумма, которую завещал лиссабонскому братству дон Франсишку де Лима, скончавшийся в 1678 г. в Сан-Лукаре. В основу его состояния были положены взыскиваемые им поборы в бытность его губернатором Мозамбика в 1654–1657 гг.; скончался он, скрываясь от правосудия, подозреваемый в соучастии в убийстве маркиза де Санде (1667), который за шесть лет до того вел переговоры о бракосочетании Карла II и Екатерины Браганса. И последнее, но не менее важное, рабы часто получали возможность стать свободными, когда их хозяева завещали их местным братствам. Для освобождения от рабства было необходимо безупречно отработать определенный срок.

Золотой век азиатских братств милосердия приходится на XV – начало XVII столетия. В Баии их расцвет наступил во второй половине XVII в., в то время как братства района Минас-Жерайс развивались благодаря подъему экономики, который был обусловлен добычей золота и алмазов в правление короля Жуана V. Братства, как и другие благотворительные организации (obras pias) в иберийском мире, временами выступали в роли банкиров и брокеров. В этом отношении они были надежными партнерами, о чем убедительно свидетельствует итальянский путешественник Чезаре Федричи, описавший в 1583 г. свои 18 лет скитаний в Азии. Он утверждал, что любой купец любой национальности, которому пришлось умереть в Португальской Азии и который завещал свое состояние наследникам в Европе при посредстве братства, мог полностью положиться на своевременную его выплату (через Гоа или Лиссабон) «в любом месте христианского мира». Иезуит Фернан де Кейрош столетие спустя приводил классический пример: дело гранадского мавра, умершего в Макао, который завещал состояние своим мусульманским наследникам в Константинополе. После продажи его имущества братство в Гоа дало знать наследникам, что они могут получить вырученную сумму на португальской фактории Кунг в Персидском заливе, тем самым избежав излишних расходов и потери времени в случае пересылки денег через Лиссабон вокруг мыса Доброй Надежды. Честность братства в финансовых сделках и авторитет, который оно имело на протяжении длительного времени, побуждали завещателей оставлять свои деньги в распоряжении дома милосердия, зная, что им найдется достойное применение. Но одновременно братство привлекало к себе внимание вице-королей и губернаторов содержимым своих сундуков, у которых часто появлялось искушение воспользоваться им, даже несмотря на то, что такая практика была строго запрещена королем. В этом отношении тяжелее всего приходилось братству в Гоа, что способствовало во многом его упадку в XVIII в.