Португальские письма

Лишая меня вашей любви, желая заставить меня отречься от моей, вы по меньшей мере должны были оставить мне мою невиновность. Неужто вы не могли нарушить верность, не обвиняя меня в том же, неужто надобно было вменять мне в вину воображаемые преступления, дабы совершить подлинное злодеяние в отношении меня? О, как же я несчастен! Словно то, что я с вами расстался, а вместе с вами и со всеми усладами, что я удалился на пятьсот лье от всего, что было мне мило, что я живу, опасаясь, что я вас больше не увижу, — словно все это не составляло еще достаточно большой беды, и вдобавок ко всем невзгодам вы лишили меня вашей любви, которую все же, позволю себе заметить, я вполне заслужил, которую приобрел такой верностью, таким прилежным вниманием, такой готовностью к услугам и которая стоила мне стольких слез, горестей и тревог! Вы, однако, не ограничиваетесь и этой крайностью: вам не надобно ни моей любви, ни моих писем. О, Мариана, не для исполнения подобных приказаний я дал обет повиноваться вам; вы можете меня не любить и делаете все, что в ваших силах; но со мною обстоит иначе: я не могу не любить вас и, невзирая на вашу несправедливость, я хочу умереть ради Марианы непостоянной, ибо, как я уже решил, я не могу долее жить ради Марианы, которая мне верна. Я буду вам писать и проявлять в своих письмах столько любви и преданности, что, быть может, то глубокое спокойствие, которого вы для себя ждете, будет слегка поколеблено. О, как я буду счастлив, ежели только это может произойти, когда узнаю, что мои тревоги способны волновать вас и что ваш покой отчасти нарушен сознанием того, что для меня покоя не существует! Тщетно мне тешить себя даже малой надеждою на то, что вы будете мстить; я вам слишком безразличен: вы меня больше не любите, и этим сказано все; вы совершенно безучастны к тому, что со мною может случиться; вы приписываете даже мне эту безучастность, потому что для вас она желательна. Что же, я приложу все силы к тому, чтобы ее добиться; я постараюсь обрести для моей души тот злосчастный покой, который придет ко мне, лишь когда я, вас потеряю. Но увы, буду ли я спокоен, ежели не будет вас? и под стать ли это спокойствие человеку, который потерял все, кроме жестокого воспоминания о своей утрате? Нет, я не обрету покоя до той поры, пока не заставлю вас изменить ваши чувства. И даже, если бы я не смог побудить вас вернуть мне вашу любовь, я ручаюсь, что сумею растрогать вас и внушить к себе жалость, коли мне не дано заставить вас меня полюбить.

Кто бы мог предвидеть, что столь прекрасному началу суждены столь печальные последствия и что столь пылкая любовь, как ваша, может закончиться таким холодным безучастием, какое вы теперь ко мне проявляете? И все же мне надо было этого ожидать; поразмысли я немного, и произошедшая в вас перемена не поразила бы меня. Ваша любовь была слишком стремительной и пылкой, чтобы оказаться продолжительной; и, будучи со мною, вы слишком бурно проявляли ее, чтобы не испытать охлаждения, оставшись одна! Впрочем, я должен был сознавать, что ваша любовь не будет столь длительна, как моя. Ваше чувство, как то вы сумели выразить в ваших упреках, было вызвано далеко не лучшими моими качествами, тогда как поддержкою моей любви служили многие высокие качества вашей натуры, способные привести в восхищение любого. Помимо всего, я полюбил монахиню, а разве множество пословиц вашего народа не предостерегает, что менее всего надобно верить любви монахинь? Напрасно вы их расхваливаете на все лады: опыт сильнее ваших слов, и я отнюдь не удивляюсь теперь, что они больше не вспоминают о человеке, которого не видят, и что тот, кто отсутствует, умер для них. Нет ничего более естественного, чем стремление к тому, что бывает редкостным или запретным; а коль скоро мужчина является для монахини и тем и другим, то неудивительно, что они всегда хотят видеть кого-то перед собою, что они любят лишь тех, кого видят, и что отсутствующих они почитают за нечто такое, что вовсе не существует и что никогда не существовало. Именно поэтому, потеряв вас из виду, я потерял вас навсегда; меж тем как женщина светская, находясь ежедневно среди мужчин, ведет себя более хладнокровно и избирает лишь одного, которому предается всецело и которого она любит, с нею ли он, или отсутствует, до конца жизни. Ваша душа казалась мне тем не менее слишком прекрасною и слишком возвышенною, чтобы дать повод заподозрить ее в низменных чувствах, свойственных женщинам заурядным; я полагал, что ваша страсть будет столь же продолжительна, сколь она была пламенна; но теперь я отчетливо вижу, что воображение мое было обманчиво. О, как трудно в любви не верить в то, чего желаешь!