Поселенцы (= Пионеры) [старая орфография]

На вершин горы находилось небольшое открытое мсто, съ котораго можно было обозрть всю долину и селеніе. Здсь надялась она встртить охотника и шла туда такъ поспшно, какъ только позволила крутая дорога и густая чаща лса. Безчисленные обломки скалъ, сваленныя деревья и обломанныя втви затрудняли ея путь, но она съ ршительностію превозмогла вс эти препятствія и даже нсколько минутъ ране опредленнаго времени достигла назначеннаго пункта.

На минуту Елисавета присла на пень, чтобы отдохнуть, потомъ бросила взглядъ вокругъ и стала искать своего стараго друга. Зоркій глазъ убдилъ ее, что его нтъ еще, и потому она встала, пошла вдоль опушки лса и изслдовала вблизи мсто, гд бы Натти могъ спрятаться. Но и это стараніе ея было напрасно. Тогда, собравшись съ силами, ршилась она въ этомъ уединенномъ мст прибгнуть къ своему голосу.

— Натти! Натти! Кожаный-Чулокъ! Эй, Натти! кричала она по всмъ направленіямъ, но не получала никакого отвта, кром эха ея собственнаго звонкаго голоса, раздававшагося по сухому лсу.

Тогда Елисавета приблизилась къ краю рощи, гд въ отвтъ на крикъ ея послышался слабый, но явственно слышный свистъ. Она ни минуты не сомнвалась, что Натти ожидаетъ ее и этимъ свистомъ хочетъ дать знать о своемъ присутствіи. Поэтому она спустилась съ горы на сто футовъ, пока достигла небольшой, природной терасы, на дн которой нсколько деревъ пустили корни въ трещин скалы. Она дошла до края этой терасы и стала смотрть внизъ чрезъ отвсный обрывъ на передней сторон, какъ вдругъ шумъ сухихъ листьевъ возл нея далъ взорамъ ея другое направленіе. Она испугалась предмета, представившагося ея глазамъ, но минуту спустя снова вернулось къ ней присутствіе духа, и твердыми шагами, не безъ любопытства подошла она ближе.

Здсь сидлъ Чингахгокъ на ствол сваленнаго дуба, обративъ свою темную фигуру къ двушк и направивъ глаза на лицо ея съ такимъ дикимъ видомъ, что мене ршительная непремнно испугалась бы его. Плащъ его соскользнулъ съ плеча и окружилъ его живописными складками, такъ что вся верхняя часть его тла — грудь, руки и спина — были обнажены. Длинные черные волосы были заплетены и висли внизъ по спин, такъ что высокій лобъ свободно возвышался надъ проницательными глазами. Въ ушахъ его, согласно индійскому обычаю, вдты были украшенія изъ серебра и жемчуга. Подобныя же украшенія висли изъ его ноздрей надъ губами и упирались въ подбородокъ. Лицо и все тло раскрашены были фантастическимъ образомъ, и вся наружность его представляла индійскаго воина, приготовившагося на чрезвычайно важное дло.

— Чингахгокъ, старый пріятель! какъ поживаете? спросила Елисавета, быстро приближаясь къ нему: — Что васъ такъ рдко видно въ деревн? Вы общали мн корзину, за которую я давно уже приготовила вамъ ситцевую рубаху.

Индецъ нсколько времени пристально смотрлъ на двушку, не давая никакого отвта, но наконецъ сказалъ:

— Рука Чингахгока не плететъ боле корзинъ и ему не нужно рубахи.

— Но, если понадобится, то онъ знаетъ теперь, гд найти ее, возразила Елисавета. — Въ самомъ дл, старый другъ мой, мн кажется, что вы имете право требовать отъ насъ всего, чего можете желать или въ чемъ встртите нужду.

— Послушай меня, дочь моя, отвчалъ Чингахгокъ съ торжественною важностью. — Уже прошло шестьдесятъ лтъ съ тхъ поръ, какъ Чингахгокъ былъ молодъ. Въ то время онъ былъ гибокъ какъ сосна, вренъ какъ пуля Натти, силенъ какъ буйволъ и быстръ какъ пантера. Когда народъ его преслдовалъ враговъ своихъ, то Чингахгокъ находилъ ихъ слдъ! Когда народъ его длалъ празднества и считалъ скальпы враговъ, то на его пояс висло большее число ихъ; когда женщины плакали и жаловались на недостаточность мяса для насыщенія ихъ дтей, то Чингахгокъ былъ первый на охот, и пуля его была быстре оленя. Въ это время, дочь моя, Чингахгокъ длалъ зарубки на деревьяхъ своимъ томагавкомъ, чтобы Мингосы знали, гд можно найти его, но корзинъ тогда онъ не длалъ.

— Эти времена прошли, старый храбрецъ, возразила Елисавета. — Народъ вашъ исчезъ, и вмсто того, чтобъ преслдовать враговъ, вы научились жить въ мир.

— Дочь моя, подойди сюда; здсь ты можешь видть озеро, жилище твоего отца, и берега извилистой Сускеганны. Чингахгокъ былъ молодъ, когда племя его, посл совщанія, подарило эту страну, и соплеменники отдали все тому, кого любили. Ни одинъ Делаваръ не стрлялъ на его земл оленей и не ловилъ птицъ, ибо все принадлежало ему.

— Разв Чингахгокъ не жилъ мирно?

— Дочь моя, пока Чингахгокъ былъ молодъ, онъ видлъ, какъ блый изъ Фронтенака спустился до Альбани, чтобы сражаться съ своими блыми братьями. Онъ видлъ, какъ англичане и американцы за право владть этой страною раздробляли другъ другу черепы своими томагавками! Онъ видлъ, какъ страна эта отнята была y прежняго властелина ея и его потомковъ и перешла въ другія руки. Разв это не значитъ жить мирно, дочь моя?

— Но разв Делавары тоже не сражались? спросила Елисавета. — Разв они не промняли свою землю на порохъ, покрывала и другіе товары?