Пощёчина генерал-полковнику Готу

Крухмалёв с заряжающим выбрались из танка, бросили в башню две бутылки с зажигательной смесью и, пригибаясь, помчались к КВ. Из люка БТ появились синие языки огня, затем чёрные клубы дыма. Раздался страшный взрыв, башню оторвало от корпуса и отнесло метров на десять. Гордеев побежал к другому БТ. Взобравшись на башню, он долго молотил по ней прутом. Люк не открылся. Он снял шлемофон, приложил ухо к броне. Никаких звуков. Спрыгнув на землю, стал обходить врытый танк и только с другой стороны увидел большую дыру в башне. Всё стало ясно: в горячке боя они не заметили, как один из немецких танков попал в башню БТ бронебойным. В живых никого не осталось. Сняв шлемофон, он с минуту посидел рядом с погибшим экипажем.

Вернувшись в КВ, Гордеев приказал:

– Остаёмся до сумерек. За насыпь не пойдём, будем ждать немцев здесь. Горский, поставишь машину справа, за погибшим БТ, как раз в пятидесяти метрах от насыпи. Все, что оттуда придёт, будет у нас, как на ладони. Маневрируем так: после каждого выстрела меняем позицию, укрываемся за бэтэшками и развалинами домов. В сумерках уходим к Минскому шоссе. Вопросы есть?

Вопросов не было. Только Горский мечтательно произнёс:

– Эх, пожрать бы чего!

– Люлин, – спросил Гордеев, – что у тебя в НЗ?

Младший лейтенант порылся в гранатной сумке и извлёк из неё две банки свиной тушёнки, небольшой кусочек сала в вощёной бумаге и три упаковки ржаных галет.

Гордеев приказал:

– На обед – две пачки галет, две банки тушёнки. На семерых пока хватит. Сало и пачку галет оставим на ужин.

Выбрались из танка, стали закусывать. Люлин радостно проговорил:

– А здорово, товарищ капитан, мы немцу поддали! Пять коробочек в хлам распечатали, да четыре бронетранспортёра!

– Три, – заметил, жуя, Крухмалёв.

– Чего три? – недовольно спросил Люлин.

– Три, говорю, бронетранспортёра, четвёртый мой, мы его подбили.

– Да и хрен с тобой, Крухмалёв, – не стал спорить Люлин, – дал бы табачку.

Крухмалёв отсыпал из кисета всем по жменьке махорки и заметил:

– Товарищ капитан, а в лесу-то вчерашний нетронутый обед остался. Картошечка с мясцом. Дозвольте, пока у немцев обеденное затишье, мы с заряжающим мигом туда и обратно?

Подумав с минуту, Гордеев согласился. Бойцы, прихватив ручной пулемёт Дегтярёва, скрылись в развалинах села.

Тишина продолжалась недолго. Примерно через час за насыпью заурчали танковые моторы, поднялись столбы выхлопных газов, удушливая вонь от них поползла по сырой от дождя округе. Гордеев скомандовал:

– К бою!

В этот раз генерал Штумпф решил не церемониться. Ему доложили, что у русских осталась пара танков, но один тяжёлый, с мощными орудием и бронёй. Генерал нудно выговаривал командиру 21-го танкового полка:

– Вы, полковник, должны не хуже меня знать, что этот русский танк КВ, и у него почти такое же по калибру орудие, как 75-мм пушки наших Т-IV.

– Да, мой генерал, но наши короткоствольные пушки менее мощные, особенно на длинной дистанции.

– Так сократите дистанцию. Окружите этого русского монстра и расстреляйте его в упор. На охоту за ним отправьте только Т-IV.

На гребень насыпи взобрались и стали спускаться вниз сразу девять немецких танков. Люлин поймал в прицел ближайший и выстрелил. Снаряд попал в ходовую часть, выбив два катка и спустив гусеницу. Танк закрутился на месте. Второй снаряд угодил в корму, танк вспыхнул. Вдруг что-то ударило в броню башни КВ. Люлин испуганно взглянул на командира.

– В прицел гляди, – успокоил его Гордеев, – немецкий снаряд срикошетил от нашей башни. Ничего страшного. Давай, Люлин, работай. Горский, меняй позицию!

Этот бой длился полчаса. КВ маневрировал и стрелял, прятался за подбитые немецкие машины и стрелял. Когда Люлин доложил, что осталось девять снарядов, Гордеев приказал механику-водителю на полном ходу уходить к Минскому шоссе. Развернув башню к насыпи, двинулись к своим.

На насыпь вскарабкались ещё пять немецких танков и открыли ураганный огонь по уходившему КВ. Снаряды немцев градом сыпались на броню, отскакивали от неё, высекая снопы искр; в танке стояла жуткая какофония. Иногда, при удачном попадании, мелкие осколки, отслоившейся от брони внутри башни, секли членов экипажа по комбинезонам и шлемофонам, не причиняя, впрочем, особого вреда. Только Гордеева и Люлина это броневая сыпь ранила в лицо, задела руки. Они не обращали на это внимание, стирали кровь грязным рукавом комбинезона. Несколько выстрелов немецких танков заклинили башню КВ. Стрелять можно было только маневрируя корпусом. Последние снаряды они так и выпустили, подбив ещё три Т-IV.

Немцы, ошеломлённые страшными потерями, их преследовать не стали, вновь на сутки остановили наступление.

Почти у самого шоссе подобрали сержанта Крухмалёва с его заряжающим, тащивших два ведра тушёной конины с картошкой. Гордеев, улыбаясь, спросил:

– Товарищи танкисты, может, оставите эту снедь немцам?

– Да вы что, товарищ, капитан?! – завопил сержант Горский, выкатив от удивления и возмущения глаза. – Грех такому добру пропадать, сами оприходуем!