Пощёчина генерал-полковнику Готу

Командный состав стрелковых, танковых, артиллерийских и специальных частей в основной своей массе оставлял желать лучшего. Кровавая ежовская метель, словно дьявольской косой, вымела командиров всех уровней, от армейского звена до батальонного. Новые, только назначенные, не имевшие ни серьёзного военного образования, ни опыта командования, во фронтовых условиях робели, боялись брать на себя ответственность, оглядывались на политработников и сотрудников особых отделов. Плохо работали тыловые службы. Лишь к январю, когда морозы достигли сорока градусов, в войска стали поступать валенки, полушубки, рукавицы, зимние шапки. Но на всех зимней одежды всё равно не хватало.

В суровых зимних условиях выявились недостатки вооружения. Поступившие перед войной в стрелковые части самозарядные винтовки Токарева (СВТ) замерзали, чистить их было трудно; бойцы не любили новое оружие, требовали вернуть им испытанные трёхлинейки, винтовки Мосина. Часто отказывали пулемёты Максима, в кожухах которых замерзала вода, необходимая для охлаждения стволов. Но самая главная беда состояла в неумении командиров частей и соединений разных видов и родов войск координировать свои действия. Не всегда эффективно работала армейская разведка. Именно поэтому стрелковые части зачастую шли в наступление без авиационной, артиллерийской и миномётной поддержки, а танкисты не чувствовали локоть пехоты, не имели сапёрного обеспечения.

Серьёзные пробелы в организации управления и снабжения войск Красной армии, плохая подготовленность командного состава, отсутствие у войск специальных навыков ведения войны зимой в условиях Финляндии, – всё это в совокупности привело к огромным потерям личного состава и боевой техники. Моральный дух бойцов и командиров упал, люди разуверились в правдивости трескучей сталинской пропаганды.

В то декабрьское утро, когда серенькая морозная дымка окутывала сосновые леса и болота близ злополучного финского хутора, уже трижды занятого стрелковым полком и трижды оставленного им после жестокого миномётного огня и дерзких контратак финнов, наш батальон в четвёртый раз выбил противника, но потерял связь со штабом полка. Телефонный провод был перебит осколком финской мины. Николаю приказали немедленно восстановить связь и протянуть резервный телефонный провод.

Семеро связистов в белых масхалатах с двумя катушками провода поползли от соснового бора, где располагался штаб полка, в сторону хутора, до которого было метров триста открытого пространства: ни деревца, ни кустика, ни ложбинки… Впереди полз Николай, позади слева и справа четверо бойцов тащили две катушки, ещё двое замыкали и страховали товарищей.

Финны в утреннем сумраке, видимо, не обнаружили связистов. Когда до хутора оставалось меньше половины пути, на верхушках заснеженных сосен заиграли робкие лучики далёкого рассвета, серенькая мгла приобрела голубоватый оттенок, ярче засеребрился снег, видимость улучшилась. И тут по хутору ударили финские миномёты. Пользуясь тем, что столбы взрывов на какое-то время скрыли группу связистов, Николай приказал двигаться бегом. Они успели вовремя, связь заработала, и комбат, связавшись со штабом полка, потребовал огневой поддержки. Из-за леса по финским миномётным позициям заработали гаубицы дивизионной артиллерии, стрелковый полк двумя батальонами двинулся к хутору и, миновав его, стал продвигаться вперёд, к городку Муолаа.

Бойцы Николая, немного отдохнув, впряглись в несколько саней с нагруженным на них катушками проводов, коробками полевых телефонов и, по пояс утопая в снегу, потянулись догонять штаб. В тот момент, когда связисты уже покинули хутор, финские артиллеристы, видимо, удручённые потерей хутора, пустили по нему несколько снарядов. Один из них разорвался позади Николая, не задев его осколками. Но сила взрывной волны подняла сержанта ввысь и отнесла метров на десять в сторону. Четверо связистов погибли, троих, и Николая вместе с ними, сильно контузило. Он, потерявший сознание, распростался в глубоком снегу, крепко сжимая в руке винтовку.

Полк ушёл далеко вперёд. Только к вечеру замёрзших связистов обнаружили бойцы похоронной команды, собиравшие близ хутора при свете факелов тела своих и финских солдат. Николаю повезло, партию раненых быстро доставили санитарным поездом в Ленинград.

В госпитале военный хирург, осмотревший сержанта, его лилового цвета ступни, с грустью заключил:

– Придётся, боец, ступни ампутировать, иначе может начаться гангрена.

– Ноги резать не дам! – резко ответил Николай. – Дайте телеграмму матери, она заберёт и вылечит меня.

Военврач переступил с ноги на ноги, опёрся о спинку койки. Ему было жаль этого молоденького сержанта, но он, насмотревшийся на сотни раненых и помороженных бойцов, большинство из которых ему удалось спасти, знал, ступни надо ампутировать, другого пути нет.

– Телеграмму мы, конечно, дадим, но операция неизбежна, поверь мне.

– Ноги резать не дам. За сколько телеграмма дойдет до Новгорода?

– Завтра твоя мать её получит. Она у тебя врач? Нет? Тогда операция нужна безотлагательно.