Пощёчина генерал-полковнику Готу

Люлин со стрелком внимательно осмотрели покрытую крупными и мелкими щербинами и вмятинами бронемашину.

– Мать честная! – воскликнул Люлин, стягивая с головы шлемофон. – Товарищ капитан, сто пятьдесят прямых попаданий! Не считая тех, что рикошетом задели. Сто пятьдесят!!!

Люлин обнял крыло танка, прижался к нему губами.

– Зверюга ты наш! – Он любовно гладил броню грязной окровавленной рукой. – Спасибо тебе, родной.

Выбрались на полупустое, изрытое воронками Минское шоссе и пошли на восток. Изредка проходили грузовики с бойцами и какими-то ящиками, догоняли свои части поредевшие противотанковые батареи 45-мм орудий на конной тяге. Встречались небольшие группы беженцев, нагруженные нехитрым скарбом. Гордеев и механик-водитель открыли люки. Свежий августовский воздух сквозняком прошёлся внутри бронемашины, очищая её от остатков пороховых и выхлопных газов.

Гордеев, поудобнее усевшись на жёстком сиденье, достал планшет, стал набрасывать рапорт о боевых действиях вверенного ему узла противотанковой обороны. По самым скромным подсчётам выходило: за трое суток подбито и сожжено 32 немецких средних и лёгких танка, 19 бронетранспортёров, 12 грузовых автомашин, уничтожено 8 миномётов и 15 мотоциклов. Более шестисот немецких солдат и офицеров нашли могилу на негостеприимной белорусской земле. Он ещё не знал, что его бойцы впервые в истории танковых сражений нанесли такой страшный урон противнику малыми силами.

Он оторвался от блокнота, не понимая, как писать о наших потерях. Двадцать две красноармейские и командирские книжки удалось собрать у погибших бойцов. Остальные девяносто девять будут числиться пропавшими без вести и останутся безымянными навсегда.

Аромат клевера Рассказ

1

Солнечные лучи щекотали лицо мягким, словно рука матери, теплом, гладили волосы, пощипывали кончики ушей и прикрытые веки. Лежать на густом ковре нескошенного клевера, аромат которого дурманил и убаюкивал, было приятно: мягко и тепло. Точно так же три года назад, в августе тридцать восьмого, он лежал на лугу неподалёку от их дома, обложившись учебниками, готовясь через год поступать в Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. Ему, простому новгородскому пареньку, страсть как хотелось утереть нос своим друзьям-товарищам, мечтавшим водить буксиры с баржами да утлые пассажирские судёнышки по Ильменю, Волхову и Мсте. Водить могучие составы по железным магистралям, увидеть крупнейшие города, необъятные просторы страны, а если повезёт, и за границей побывать, – это вам не брюхом плоскодонных речных плавучих средств шкрябать по песчаным отмелям и речным банкам.

Вокруг жужжали дикие пчёлы и шмели, окучивая луговые медоносы. Они не обращали никакого внимания на тревожно стонавшую землю и доносившийся грозный прерывистый гул. Они работали, по-хозяйски используя каждый тёплый летний денёчек.

Николай пошевелил пальцами босых ног и решил обуться, мало ли кому из летучих трудяг не понравится запах солдатских ног, а их следовало поберечь, дорога выходила совсем некороткая. Ноги болели. Болели не только от дальних суточных переходов по непроходимым лесам и болотам Белоруссии и Смоленщины, давали знать о себе отмороженные в финскую войну ступни. Год и восемь месяцев всего прошло с того страшного боя в морозное декабрьское утро тридцать девятого года на окраине занесённого снегом финского хутора близ Муолаа на Карельском перешейке.

В ЛИИЖТ Николай поступил с одним из лучших результатов, учился увлечённо; ошарашенный обилием литературы, часами просиживал в институтской библиотеке. За неполный осенний семестр успел побывать в Эрмитаже, Русском музее, Исаакиевском соборе, осмотреть Петергофские дворцы. Больше ничего не успел. Даже первую сессию не успел сдать. В середине октября его в числе других сокурсников вызвали в военкомат и призвали на действительную военную службу. Как парня грамотного, да еще студента ЛИИЖТа, Николая направили на краткосрочные курсы младших командиров войск связи, что базировались в Колпино. В начале декабря тридцать девятого года новоиспечённый младший сержант принял под свою команду отделение телефонистов в батальоне связи армейского подчинения.

На фронте он столкнулся с суровыми реалиями советского военного бытия. Подмечать он их начал еще на курсах, где занятия вели молодые лейтенанты, только окончившие военные училища и зачастую сами плохо подготовленные и в техническом, и в тактическом отношении. Зато проводившиеся по три часа в день политзанятия ничего, кроме досады о потерянном времени, не вызывали. Прибыв на фронт в шинели, суконной будёновке и яловых сапогах, увидев бойцов с обмореженными лицами, Николай сотни раз мысленно благодарил мать, насильно запихавшую в солдатский вещмешок его любимую вязаную лыжную шапочку, толстые шерстяные носки, тёплые портянки, рукавицы из овчины. Как же это всё пригодилось!