Николай закрыл глаза, он знал, мать немедленно приедет к нему и заберёт домой, вылечит, поднимет на ноги. И он вместе со своими двумя младшими братьями вновь встанет на лыжи и коньки, а летом будет гонять мяч на их пришкольном футбольном поле.
– Товарищ военврач второго ранга, резать не дам. Это мой окончательный ответ. Сколько времени у меня есть?
– Дня три, не более. Мы, конечно, немедленно начнём лечение, но, если мать тебя не заберёт, пойдёшь на операцию.
2
Мать приехала к вечеру следующего дня. Переночевав у родственников, с утра, не заходя в палату к сыну, нашла главного врача госпиталя и лечащего хирурга, молча выслушала диагноз и написала заявление с просьбой отпустить сына домой, взяв всю ответственность за его судьбу на себя. В канцелярии госпиталя быстро оформили перевод на амбулаторное лечение, выдали необходимые документы, продовольственный аттестат, комплект новой зимней формы с шинелью, полушубком, шапкой и валенками, погрузили укутанного в одеяла Николая на носилки и вместе с матерью на госпитальном автобусе отвезли на Московский вокзал к поезду на Новгород.
В вагоне, уложив на нижнюю полку сына и тщательно подоткнув под него одеяла, чтобы не дуло, мать встала на колени, с нежностью обняла Николая, словно малолетнего ребёнка, прижалась к его лицу своей теплой, мягкой щекой. Она не плакала. Николай вообще за свою, пусть и недолгую жизнь, ни разу не видел, чтобы мать плакала. Только ее широкое, белое, красивое лицо в полумраке вагона излучало, будто лик иконы, необычно тёплый, нежный, ласковый свет.
– Ты, Николушка, ни о чём не думай, – шептала она, гладя щёки сына шершавой ладонью, – не волнуйся и не бойся, мы тебя в обиду не дадим, вылечим, мой родной, поставим на ноги, и будешь ты, соколик мой ясный, лучше прежнего. Будете вы с Женюшкой и Толинькой, словно жеребята заводные, носиться и мяч гонять.
Николай вырос в работящей, дружной семье. Отец его, Константин Васильевич, был лучшим в Новгороде печником, очень уважаемым человеком. И хотя в большевистской партии не состоял, авторитет среди партийных и советских работников имел солидный. В молодости, правда, в годы Гражданской войны, работая в Питере, баловался левоэсеровской премудростью, но быстро одумался и подальше от глаз ВЧК сбежал в Новгород. В начале тридцатых по неизвестным ему причинам дважды вызывали в горотдел ОГПУ, спрашивали, не состоял ли он в партии социалистов-революционеров, называли какие-то фамилии. Он от всего отказывался, а чекисты, похоже, фактов никаких не имели, да и лишиться такого замечательного печника для них резона не было. Одним словом, отпустили и о революционной его молодости больше не вспоминали.
Сложенные им печи и камины исправно работали многие годы. Заказы, как правило, расписывались на несколько лет вперёд. Вначале клались и ремонтировались печи в органах государственной власти, школах, больницах, клубах, библиотеках, затем – на предприятиях и в организациях, и в самую последнюю очередь – в частных домах, но уже по вечерам или по воскресеньям.
Константин Васильевич мечтал дать сыновьям образование, мысленно видел их железнодорожными инженерами, красными командирами, военными лётчиками. Поэтому он решил раз и навсегда не подпускать их к своему тяжкому труду, запрещал ходить с ним на вечерние работы, ничего не рассказывал о премудростях и секретах профессионала-печника. Поначалу Николай (он был старшим сыном) обижался на отца, не понимал причин его отказов, но постепенно втягиваясь в домашний труд, об обидах уже не вспоминал.
Мать вела большое домашнее хозяйство. Жили они в Питерской слободе, в большом крепком и очень тёплом доме. Держали лошадь, корову, дойных коз, поросят, кур, уток, гусей. Отец как-то завёл кроликов, но однажды они в одночасье все померли, и он к этой живности больше никогда не возвращался. Огород обеспечивал картофелем и традиционным набором овощей: капустой, морковью, свеклой, луком, огурцами, чесноком и зеленью. На зиму заготавливали много квашеной капусты, солёных огурцов, грибов, разнообразного варенья. Часто ели рыбу, благо её в избытке продавали на берегу Волхова прямо из рыбацких сойм и лодок. Мать с ребятами в больших плетёных корзинах приносила судаков, щук, лещей, язей, зимой – скользких налимов, жарила, варила уху, пекла пироги с рыбой. Одним словом, жили в относительном достатке, не голодали.