Послания Ивана Грозного

христианских обычаев: христианам не подобает радоваться крови и

убийствам и действовать подобно варварам. И мы, всё еще сохраняя

терпение и надеясь, что ты умеришь свои притязания, разрешили своим

боярам снестись с твоими панами, да и сами неоднократно с тобой

сносились. Но ты возгордился безмерно и не захотел делать так, как

велось, при твоих предках, и не пожелал послать к нам послов по прежним

обычаям, а начал снаряжать войско против нашей земли. В грамоте же,

которую ты прислал нам со своим гонцом Венцлавом Лопатинским,

написано, что наши послы «призваны перед твой маестат» - как-будто это

какие-то безвестные сироты, а не послы, и поставили их, этих сирот, у

порога дверей и оттуда они беседуют с тобой, как с богом на небесах: гак

выглядит это «призвание послов перед твой маестат» и твоя безмерная

гордость! Ни в каких землях такого не слыхано: когда к великому государю

приходят послы не только от равного, но даже и не от великого государя, то

держат их по посольским обычаям, а не как простых людей, не как

данников, не ставят их «перед маестатом» («перед маистатом» их не ставят. - В

«разметном листе», посланном с гонцом Лопатинским (КГ1МЛ, т. II, стр. 45), Баторий

жаловался царю, что русские послы не сказали ему ни слова (речь идет, очевидно, о

посольстве Головина, - см. выше, прим. 6), «кгды перед маестат наш были возвани», т.

е. «когда были приглашены к нашему величеству» (лат. majestas - величество).

Недовольство этим выражением, обнаруженное Грозным в комментируемом послании,

Баторий (или Замойский) объяснил в своем ответе на него тем, что Грозный не понял

смысла слова «маестат»: «глупе то и неведоме пишешь: тым прозвищом латинским

значитца моць владзы земское, которого слова звычай пошол от речи посполитое

Римское» (КПМЛ, т. И, стр. 198). В ходе дальнейших дипломатических переговоров

Грозный отверг это обидное для него обвинение в невежестве: «и мы то ведаем:

маистат - государство, а на манстате - государь на государстве, и государь государства

болши: приведут к государю, цно то к его лицу, а приведут к маистату, ино то к

повеленью к государскому приведут, а не к самому государю, ино то уж ниже, да и

хуже» (Памятники дипломатических сношений, т. X, стлб. 223 - 224). Употребляя здесь

401

слово «государство» в смысле «государское величество» Грозный, таким образом,

верно понимает смысл латинского majestas; выражение «привести к величеству»,

действительно, звучало на тогдашнем дипломатическом языке более гордо, чем

«привести к государю» (ср. это же выражение у самого Грозного в переписке со

шведским королем Иоганном III, выше, стр. 144).). Также, когда ты прислал нам

со слугой наших бояр Левой Стремоуховым свою охранную грамоту для

наших послов (а твои паны написали нашим боярам, чтобы мы по этой

охранной грамоте послали своих послов), то эта грамота оказалась

написана не таким образом, как пишутся охранные грамоты для послов:

твоя грамота написана как бы для мелких купцов, проезжающих через твое

государство. На что похоже такое высокомерие? Ты бы даже своему

воеводе Виленскому не написал таких укоров, какие заключены в этой

грамоте (своему ты воеводе Вилснскому так укорнзнено не напишешь, как та грамота

писана. - После падения Полоцка и Сокола, из Москвы в Литву был отправлен к конце

октября 1579 г. гонец Лев (Леонтий) Стремоухов, - формально не от царя, а от Боярской

думы (в обстановке польского наступления предложение мира со стороны самого

Грозного имело бы унизительный характер). Гонец этот должен был передать

литовским панам просьбу московских бояр - убедить их государя начать мирные

переговоры. В своем ответе, посланном с тем же Стремоуховым, члены литовской рады

обвиняли царя в том, что он «жадает чужого», в частности - «земли его королевское

милости Лифлянскую и Курлянскую», и отказывались послать послов к русскому

государю, но соглашались принять русских послов, обещая во время их путешествия в

Польшу не вести военных действий (изложение этой грамоты см.: КПМЛ, т. II, стр. 59;

Гейденштейн, ук. соч., стр. 101). Грамота литовской рады не удовлетворила Боярскую

думу, - в ответе на нее, написанном в феврале 1580 г., русские бояре писали: «нинешная

грамота, што есте прислали к нам именуючи опасною грамотою, не по прежнему

обычаю прислано: того наколи не бывало, а издавна вам, папом радам и братии нашей

самым в ведомее, што господара нашого послы и посланники наперёд литовских

послов не хаживали» (КПМЛ, т. II, стр. 61).). Таких укоров мы не слышали ни от

турецкого, ни от иных бусурманских государей. Но мы, всё еще сохраняя

терпение, чтобы не допустить пролития христианской крови, послали к