Послания Ивана Грозного

числом, ничего не рассказывая о том, как он узнал о ней), числа в нем

странным образом перепутаны и т. д. ( Донесение Полубенского см.: Труды

X Археологического съезда в Риге в 1896 г., т. III, М., 1900. Ср.

комментарий к посланию Яну Ходкевичу, прим. 1. ). Умалчивает

Полубенский и о той, несомненно предосудительной с точки зрения Бато-

рия, роли, которую он играл после пленения: как мы узнаём из

официальных русских «разрядов», став пленником Грозного, Полубенский

помог ему завоевать ливонский город Трикат, написав жителям этого

города, чтобы они «государю царю не противили, видя такую моць

государя самого, войско и наряды великие» ( Текст этой грамоты «его

парского величества вязня» Полубенского (из «разряда» похода 1577 г.) - в

«Военном журнале» за 1853 г., № 6, стр. 91 - 92. Курляндский хронист

Геннинг даже прямо называл Полубенского «человеком» Ивана IV

(Scriptores rerum Livonicarum, II Riga - Lpz., 1848, стр. 270). ).

Возможная связь таких польских политических деятелей, как Ходкевич

и Полубенский, с царем становится понятной, если мы учтем, что в 1577 г.

485

положение Батория, только что избранного на престол и еще не

признанного всей страной, было крайне непрочным; Грозный же еще

недавно считался одним из влиятельнейших кандидатов на польский

престол и пользовался значительной популярностью в Литве. Что касается

царя, то у него во всяком случае не было никаких оснований отвергать

услуги этих лиц: теперь, когда «вся Лифлянская земля» учинилась «в его

воле», он явно не хотел войны с Польшей, желая только, чтобы поляки

признали совершившийся факт «очищения Лифлянской вотчины».

Победа казалась царю достигнутой, - послания 1577 г. должны были

подвести итог законченной войне. Послания эти несомненно

предназначались царем не только для их формальных адресатов:

достаточно сравнить между собой списки XVII в., сохранившие

перечисленную выше группу посланий ( См. «Археографический обзор»,

стр. 570. ), чтобы убедиться, что они восходили к единому, заботливо

составленному сборнику. Можно думать, что сборник этот был составлен

еще при Грозном и составлен с определенной политической целью.

Специальный характер этого сборника обнаруживается уже из его состава:

сюда вошли все грамоты, рисующие блестящие успехи Грозного в 1577 г.

(по большей части не включенные в официальные «Дела Польские»

Посольского приказа), но не вошла сюда, например, приведенная выше

грамота Магнусу (тоже написанная во время похода) и именно потому, что

она говорила не об успехах, а о неудаче (хотя и частичной). Очевидно

сборник посланий 1577 г. был составлен не для внутренних нужд

Посольского приказа, а рассчитан на более широкие круги читателей

( Такое соединение документальных памятников в сборники, имеющие

определенный политический характер, не является, как известно,

редкостью: для XIV - XV вв. это явление доказано на большом числе

примеров Л. В. Черепниным в его исследовании «Русские феодальные

архивы XIV - XV вв.» (ч. 1, М. - Л., 1948). ).

Обращаясь к этим читателям и из «Российского царства», и к другим

«многим языцем», царь во всех посланиях 1577 г. повторял одну и ту же

тему: о своих законных правах на Ливонию, подтвержденных ныне

«Божьим смотрением [провидением]». Тема эта проходит через все

послания 1577 г. (отсюда ряд совпадений отдельных мест: о «хотении

миру» со Стефаном-королем, о том, что в Ливонии уже нет места, «где бы

нашего коня ноги не стояли», и воды, которой бы «не пили есмя», и т. д.),

начиная с первого из них - послания Полубенскому. Для этого послания,

написанного еще в Пскове в начале похода, царь широко использовал свои

прежние сочинения: здесь мы читаем и изложение царской родословной из

первого послания Курбскому, и рассказ о происхождении русских