Послания Ивана Грозного

В чем эти планы заключались, мы можем догадаться уже из текста

послания. Одна тема настойчиво проходит через весь текст обширной

грамоты царя польскому королю: обвинения Батория во вражде

«христианству» и пособничестве «бесерменству» (мусульманству). Как это

часто бывает у Грозного, обвинение это сперва возникает исподволь; в

начале послания царь вскользь замечает, что нарушать «крестное

целование» не принято «в хрестьянских государствах», и дальше почему-

то прибавляет: «а и в бесерменских государствах тово неведетца».. Далее,

по мере того как могучий темперамент автора начинает брать верх над

желанием быть «смиренным», тема эта начинает звучать все яснее: «А что

ты присягал на том, что тебе давно зашлых мест отъискивати...ино то для

неповинного кровопролитства хрестиянского уделано з бесерменского

обычая, и тот твой мир знатен: ничого иного не хочеш, толко бы хре-

стиянство истребити». И, наконец, уже прямо: «Ино то знатьно, что ты

делает, предаваючи хрестиянство бесерменом! А как утомиш обе земли -

Рускую и Литовскую, так все то за бесермены будеть. И ты хрестиянин

именуешсе, Хрыстово имя на языце обносиш, а хрестьянству

испровержения желаеш».

Враждебность к «бесерменству» - новая тема в творчестве Грозного;

если мы обратимся к истории его внешней политики в предшествующие

годы, то вспомним, что враги царя обвиняли его как раз в

противоположном грехе: в нежелании воевать с «бесерменами». Но мы

вспомним также, что мысль о столкновении «Московии» с мусульманским

миром уже многократно выдвигалась в XVI в. и что такое столкновение

было постоянным предметом мечтаний и домогательств габсбургско-

католической дипломатии. Эта тенденция Габсбургов особенно ярко

обнаруживалась во время польского бескоролевья: стоило Грозному

проявить хотя бы некоторую склонность к вражде с Крымом и Турцией, и

он уже превращался на страницах германской печати из «ужасного

Московита» в «дружественного государя». Когда же трансильванский

князь Стефан Баторий, поддержанный султаном, опередил Габсбургов в

борьбе за польскую корону, именно габсбургская дипломатия стала

убеждать царя, что Стефан - ставленник султана и опирается на «силу

Турского». Следует заметить, что Грозный (которому об этом самолично

писал император Максимилиан II) первоначально отнесся к этому

обвинению с поразительным равнодушием: в 1578 г. он даже сам, между

прочим, заметил послам Батория, что следует чтить и «бесерменских

государей» ( Цит. выше рукопись ГПБ (Q. IV. 33, л. 61). ). И если теперь,

когда недавние враги Батория готовы были забыть о прежних грехах

490

польского короля и признать его католическим крестоносцем, Грозный

счел нужным возобновить эти обвинения, то дело было, конечно, не в

усилении его вражды к исламу, а в новой дипломатической комбинации,

возникшей перед царем.

Комбинация эта возникла еще за год до написания послания Баторию. В

августе 1580 г. Грозный послал со своим гонцом, Истомой Шевригиным,

грамоту к новому германскому императору Рудольфу II. В грамоте этой,

многими местами совпадающей с более поздним посланием польскому

королю, царь заявил Рудольфу II, что он терпит нашествие «мусульманских

государей и посаженника салтана Стефана Ботуры...за то, что есмя с

братом нашим, а с твоим отцом с Максимилияном цесарем, и с тобою, с

братом нашим, с Руделфом цесарем, были в ссылке...та наша ссылка с

отцом твоим...стала салтану Турскому и Стефану королю ненавистна:

потому сложась на нас и стали с одного». Точно такое же обвинение

должен был передать Шевригин и другому адресату царя - римскому папе

Григорию XIII ( Памятники дипломатических сношений древней России с

державами иностранными, т. I, стлб. 790 - 793: т. X, стлб. 10 - 11. ).

Именно посещение папы, с которым до сих пор Грозный не имел никаких

сношений и которого он просил вмешаться в русско-польскую войну и

прекратить ее, было главной целью миссии Шевригина. В случае, если

папе удастся остановить своего «крестоносца», Грозный обещал выступить

против «бесермен». Неожиданный визит русского гонца к папе неизбежно

должен был вызвать у последнего и другие надежды: на обращение

«схизматического» царя в лоно римской церкви.

Обращение русских «схизматиков» в католицизм было давней мечтой

римского престола. В XV в. папству едва не удалось на короткое время

достигнуть своей цели: на Флорентийском соборе 1439 г. митрополит всея

Руси грек Исидор вместе с другими греками, представителями восточной