После финала

Но ведь это была не ссора. Просто разговор на повышенных тонах, только и всего, когда Пипа осмелилась заявить, что я «таскаю Дилана по всем этим судам», а я напомнил ей, что она была той, кто это начал, нарушив наш договор и вынудив больницу обратиться в суд. Мы сидели, уставившись друг на друга, недоумевая, как мы могли дойти до такого.

– Прошу вас, мистер Адамс, – остановила меня доктор Халили, предложив нам договорить в «Комнате отдыха», но я не двинулся с места.

Я смотрел в коридор, где мастер устанавливал на стене новый дефибриллятор, и старался удержать слезы, которых она не должна была видеть. Мне была ненавистна эта комната с ее листовками на журнальном столике и коробкой салфеток, услужливо оставленной для плачущих родителей. Меня раздражали яркие подушки, которые, по мнению какого-то умника, могут заставить скорбящего родителя чувствовать себя лучше. Я ненавидел толстое рифленое стекло на двери, отделяющее счастье от несчастья. Все это было мне глубоко противно.

– Возможно, если вы с миссис Адамс будете навещать Дилана порознь, это облегчит работу медперсонала.

Я открыл рот, чтобы возразить, но она добавила:

– И для Дилана так будет лучше.

Мне пришлось согласиться – а что я мог сделать? – и с этого момента с трех до полуночи я занимался только Диланом и поиском аргументов, которые помогут спасти ему жизнь.

Очки для плавания, позаимствованные у зевающей девушки за стойкой, испещрены царапинами и помутнели от времени. Придерживаясь линии, обозначенной на дне бассейна цветной плиткой, я, задерживая дыхание, плыву под водой.

Когда мне было десять, я мог не дышать, пока не проплывал пятьдесят ярдов[5]. По субботам я ходил в секцию по плаванию, и после тренировок мы бездельничали и валяли дурака. К примеру, задерживали дыхание под водой. Пятьдесят ярдов могли проплыть только двое из нас – я и девочка, которую звали Блэр. Она жила по соседству с нами и на юношеском чемпионате страны победила в заплыве стилем баттерфляй.

Сейчас же я задыхаюсь еще до того, как мои пальцы касаются противоположной стенки бассейна, хотя его длина не превышает двадцати пяти ярдов. Сгруппировавшись и втянув подбородок в грудь, я пытаюсь оттолкнуться от стенки, стараясь сделать это плавно и энергично. Но в легких появляется боль, и я толкаюсь только одной ногой, нарушая рисунок разворота. Меня выталкивает на поверхность, и я встаю во весь рост, судорожно ловя ртом воздух и отчаянно кашляя.

– Вы в порядке?

Это девушка, сидевшая за стойкой. Она стоит у раздевалки со стопкой полотенец в руках.

– Все отлично.

Смущенный присутствием свидетеля, я снова плыву, рассекая водную поверхность четкими движениями и перекатывая тело из стороны в сторону при каждом третьем взмахе, чтобы сделать вдох. Мои легкие все еще горят – слишком много лет прошло с тех пор, как мне было десять.

Я стал учить Дилана плавать, когда ему было три месяца. Пипа считала, что это слишком рано, но ему это нравилось. Настоящий маленький человек-амфибия. Мы сфотографировали его под водой: широко раскрыв глаза, он тянет ко мне ручки. Я брал его в бассейн в субботу утром, а потом мы сидели в кафе, макая печенье в горячий шоколад. Теперь это в прошлом. Я чувствую давление в груди, но понимаю, что легкие здесь ни при чем, а потом внезапная острая боль в груди заставляет меня задуматься о сердечном приступе. Перед глазами все расплывается, но дело не в поцарапанных очках – это слезы, которые их наполняют. Дилан. Укрывшись под водой, я рыдаю, расходуя остатки воздуха в легких, пока не чувствую наконец облегчение.

Я проплываю еще двадцать таких же отрезков, пряча слезы в воде. Когда мои очки заполняет влага, я срываю их и плыву быстрее, не обращая внимания на хлор, разъедающий глаза. Двадцать махов на длину бассейна. Восемнадцать. Пятнадцать. Выбившись из сил, я хватаюсь за бортик и повисаю на уставших руках, чувствуя, как расслабляются мускулы. Потом выхожу из воды и одеваюсь. Мне надо успеть на поезд.

У моего адвоката Лауры Кинг есть офис в Лондоне, и ее услуги стоят двести десять фунтов в час. На ее безымянном пальце сверкает крупный бриллиант, и я невольно задаю себе вопрос, скольким часам работы он эквивалентен. Целому дню? Паре дней? У нее просторный кабинет с полукруглым столом из орехового дерева и двумя диванами, стоящими друг напротив друга. На них мы сейчас и сидим. Мужчина с хипстерским пучком на затылке приносит нам кофе и поднос с крошечными круассанами.

– Я не уверена, что вы завтракали, – произносит Лаура.

На ней черный брючный костюм и белая накрахмаленная блузка. Когда она откидывается назад, жакет раскрывается, демонстрируя ярко-красную подкладку, и я невольно вспоминаю о наряде Дракулы, который Пипа однажды надевала на костюмированную вечеринку.

– Ну что ж, приступим к делу.

Я благодарен ей за деловой тон и отсутствие сочувствия. Это позволяет мне говорить о Дилане без эмоций и надрыва. Мы просто обсуждаем судебное дело, и только так я смогу вынести все это.