После финала

Покидая ее кабинет, я смотрю на часы, мысленно добавляя четыреста двадцать фунтов к счету, который накручивается в моей голове. К счастью, у нас есть сбережения, но судебные издержки съедят их в мгновение ока еще до того, как начнут поступать счета за лечение. Доктор Сандерс согласился лечить Дилана бесплатно, хотя это могло бы обойтись для нас в сумму до ста тысяч долларов. «Чистая благотворительность», – сказал он, и я думаю, что это так лишь отчасти. Реклама для клиники – вот основная причина. Еще одно дело, выигранное в суде, еще одна строчка в его резюме. Но мне не важны мотивы, главное, что Сандерс взялся за это дело. Мне придется оплатить его билеты на самолет, гостиницу в Хьюстоне и наши каждодневные расходы. Я чувствую прилив горечи, думая о том, что я когда-то переехал в эту проклятую страну с ее архаичными законами; что послушал Пипу и не оформил медицинскую страховку; что лучше бы нам никогда не встречаться…

Правда, тогда у меня не было бы Дилана.

Я не смогу оплатить все расходы на лечение сына, и занять такую сумму не получится тоже. Я думаю о том, сколько раз на фейсбуке я видел просьбы о помощи. «Не могли бы вы пожертвовать несколько фунтов, чтобы помочь?» Как часто я откликался? Возможно, не каждый раз, но довольно часто. Это были небольшие деньги, но все же деньги. А если откликов набирается много…

В поезде, по дороге в Бирмингем, я нахожу благотворительный сайт «Помоги мне» и завожу там аккаунт. Я создаю страницу, добавляю туда историю Дилана и несколько фотографий. Листая альбом с ежедневными фотографиями, который завела Пипа, я задерживаюсь на той, где нас трое. Это селфи: мы сидим, прижавшись друг к другу щеками, и улыбаемся во весь рот. Снимок сделан с близкого расстояния, так что фона совсем не видно. Я чувствую стеснение в груди, совсем как раньше, когда рядом со мной были Пипа и Дилан. По пятницам, приходя с работы, я забывал обо всем, мир сжимался, и в нем оставались только Пипа, Дилан и я.

А что будет после суда?

Поедет ли Пипа в Хьюстон? Я знаю ответ еще до того, как сформулировал вопрос. Конечно, она поедет. Она нужна Дилану. Часто заморгав, я смотрю в окно на голые поля, пытаясь справиться с собой и не разрыдаться. Мне она тоже нужна. Оказывается, есть люди, которых отчаянно любишь, даже если тебе ненавистны их поступки.

Я рассылаю просьбы о помощи всем, кто есть в моей адресной книге, потом открываю твиттер и даю ссылку на сайт «Помоги мне». Добавляю две фотографии Дилана. На одной он, смеясь, сбегает с песчаной дюны в Вулакомбе, на другой, бледный и прозрачный, закрыв глаза, лежит в палате интенсивной терапии.

«Мне не позволяют отправить моего сына на лечение, которое спасет ему жизнь. Разве отец не имеет на это права? Прошу вас, помогите собрать деньги на судебную защиту Дилана Адамса и прохождение курса лечения в Америке».

Добавив несколько хештегов – #правонажизнь #заботаодетях, – я рассылаю этот твит всем знаменитостям, которые только приходят мне в голову, с припиской: «При возможности сообщите об этом в средствах массовой информации». Оставшееся время я провожу в поисках новых знаменитостей, обновляя и пересылая сообщения.

«Как это грустно!» – написала в твиттере женщина по имени Алекса Пападакис. В ее биографии упоминаются три реалити-шоу и ссылка на ее менеджера. «Давай ретвит – делай свое дело!» – продолжает она. Грустный смайлик завершает ее пост, который уже успели просмотреть сорок восемь человек. Подписчики Алексы последовали ее примеру, и вскоре ко мне потянулся поток плачущих смайликов и хештегов. Войдя на сайт «Помоги мне», я увидел, что большой жирный ноль превратился теперь в тридцать фунтов. Мы на правильном пути.

До палаты я добираюсь только в начале пятого. В твиттере на меня обрушился шквал ободряющих посланий, но отвечать на них довольно утомительно. Закончив, я с облегчением выключаю смартфон и задергиваю шторку вокруг кроватки Дилана, отгораживая себя от всех остальных. Приглушив таким образом Слейтеров и Шерил с Аароном, я опускаю бортик кровати и осторожно беру на руки Дилана. Глаза у него открыты, но тело безжизненно, как у спящего.

– Весь мир на твоей стороне, чемпион, – шепчу я.

Когда родился Дилан, акушерка посоветовала Пипе положить его на обнаженную грудь, и укрыла их обоих одеялом.

– Для новорожденных очень полезен прямой контакт с материнским телом, – сказала она Пипе. – Это позволяет отладить ритм сердцебиения и дыхания, стабилизирует температуру и даже увеличивает содержание кислорода в крови малыша.

Я усаживаю Дилана к себе на колени. Он похож на тряпичную куклу: его спина не гнется, а голова слишком тяжелая, чтобы держаться на тонкой шейке. Прижимая к себе сына одной рукой, другой я расстегиваю на нем пижаму, а затем и свою рубашку. Я сажаю его так, что его ноги оказываются по обе стороны от моих, голова ложится в изгиб моей шеи, а его голая грудь соприкасается с моей. Вытянув из кровати флисовое одеяло, я накрываю им его спину. Меня захлестывают эмоции, но я не даю им воли. Сейчас не время. Мой мальчик не должен видеть меня таким.