После финала

Сестра готовит вентилятор и трубки. Привычная процедура, но все проверяется так тщательно, словно делается впервые. Лейла прочищает Лиаму дыхательные пути. Взяв у Шерил маску, она прикладывает ее ко рту мальчика, и Шерил начинает медленно и ритмично жать на клапан, проталкивая воздух в пустые легкие Лиама.

– Интенсивность дыхания сорок. Показатели падают.

Лейла не отрывает взгляда от экрана, где высвечивается уровень кислорода в легких. Изначально он составлял девяносто шесть процентов, но сейчас стремительно падает: восемьдесят восемь процентов, восемьдесят, семьдесят пять, шестьдесят девять…

– Придется вводить трубку.

– Что с ним? Он умирает? Вы можете ему помочь?! – С каждым вопросом тон миссис Слейтер становится выше.

– Прошу вас. – Лейла машет рукой в сторону двери, пытаясь выпроводить родителей, мешающих ей работать.

В кинофильмах, когда больного в критическом состоянии мчат по коридору на каталке и врачи вызывают реанимационную бригаду, переживающие родственники остаются за дверью. Здесь же все на виду.

– Никуда мы не пойдем, черт бы вас всех побрал, – рявкает Коннор Слейтер, пытаясь под грубостью скрыть страх.

Лейла не настаивает. У нее нет времени спорить. Ей нужно успеть реанимировать Лиама. Медсестра стоит с трубкой наготове, но показатели приборов стремительно падают, а сигналы становятся все длиннее, пока не сливаются в сплошной гудок…

– Сердце останавливается, – говорит Лейла тихо и спокойно, как только может.

Она начинает делать руками ритмичные толчки в грудную клетку мальчика.

– Нам кто-нибудь объяснит, что происходит! – вопит Коннор Слейтер, забыв про вопросительную интонацию.

Ему хочется пригвоздить Лейлу взглядом, но он не может оторваться от экрана, где цифры говорят сами за себя, и вместо этого продолжает кричать:

– Он не дышит, черт побери! Да сделайте что-нибудь! Чтоб вас…

Последняя фраза обращена к потолку. Коннор стоит в ногах кровати, сжав кулаки и зажмурившись, чтобы сдержать слезы.

– Дефибриллятор! – кричит Лейла, но ей уже толкают его в руки. Он заряжен, включен и работает. Бросив взгляд на Шерил, Лейла кивает. Они кладут пластины на худую грудь Лиама, на секунду замирают, готовясь, а потом Лейла кричит: – Давай!

Она так жаждет спасти этого ребенка, что забывает обо всем остальном. Проверка, потом электрический разряд и массаж сердца. И так снова и снова.

– Еще!

После каждого разряда дефибриллятора наступает короткое молчание, прерываемое лишь плачем Никки и сопением Коннора. В палате слишком много людей, там жарко и душно. Лейла готовится еще раз использовать дефибриллятор, когда ее пальцы ощущают еле заметный толчок. Ее собственное сердце бьется так сильно, что каждый удар гулко отдается в ушах.

– Сердцебиение, – констатирует она, когда между гудками появляется чуть заметный интервал. Постепенно он увеличивается, а гудки становятся более регулярными. – Сердцебиение, – снова повторяет Лейла, словно закрепляя успех.

Она смотрит на Слейтеров и одаривает их улыбкой.

– Заставил нас чуточку попереживать. Хитрая обезьянка. Похоже, он не дает вам спуску.

– Да-да, он у нас такой. – От облегчения у Никки кружится голова. – Всегда был сорвиголовой.

– Нам придется сделать ему вентиляцию легких, – объясняет ей Лейла. – Под наркозом, так что он ничего не почувствует. Но для родителей это тяжелое зрелище, и к тому же нам потребуется больше места для работы…

– Мы подождем за дверью, правда, Коннор?

Отец Лиама словно врос в землю, с улыбкой уставившись на своего мальчика. Белый как мел, он не говорит ни слова.

И только когда Лиам приходит в норму и палата возвращается к прежнему режиму, Коннор Слейтер обретает дар речи. Лейла встречает его, возвращаясь из столовой. Она купила себе пончик, съев его еще в очереди, и стаканчик кофе, который выпила по пути в палату. Коннор стоит в коридоре, переводя взгляд с дефибриллятора, установленного на стене, на табличку, которую одна из медсестер прикрепила рядом с прибором.

«Дар Фонда „Друзья педиатрического отделения реанимации“ с выражением благодарности Тому и Алистеру Бредфордам и их дочери Дарси».

Лейла смотрит прямо перед собой, не желая отвлекать его от мыслей, но, когда она проходит мимо, Коннор окликает ее:

– Доктор Халили!

Какое безукоризненное английское произношение.

Остановившись, Лейла поворачивается к нему. Коннор Слейтер явно борется с собой. Он сжимает и разжимает кулаки, играя мускулами рук, и на его шее натягиваются сухожилия. Его взгляд блуждает, он часто моргает, но слезы все равно текут, скатываясь ему на живот. Он не пытается их вытирать, а лишь сердито хмурится, словно это кто-то другой, не скрываясь, плачет в больничном коридоре.

Лейла ждет, пока он скажет то, что так трудно выразить словами.

В конце концов, он говорит самое простое. И единственное, что важно для нее.

– Спасибо, доктор.

Их глаза встречаются, и взгляд Коннора договаривает остальное. Возможно, он найдет слова в другой раз, а может, так и не найдет. Это неважно. Но теперь он вряд ли будет с ней скандалить, и с ее акцентом, вероятно, тоже не возникнет проблем.

– Это наша работа, мистер Слейтер.