После финала

Я чувствую, как его сердце трепещет в худой груди. Смотрю на показания монитора и вижу, как уровень насыщения кислородом поднимается с девяноста трех до девяноста шести процентов. Чувствую, как замедляется его пульс. А потом закрываю глаза и забываю о приборах. Дилан сам говорит мне о себе. Я ощущаю теплоту его тела и размеренный стук его сердца. Чувствую влажное дыхание на своей шее. Прислушиваюсь к его жизни – и знаю, что она есть.

Глава 17

Пипа

Я выключаю будильник, прежде чем он зазвонит, и лежу в темноте. Макс ушел три недели назад, и за это время я спала не дольше нескольких беспокойных часов, просыпаясь с чувством свинцовой тяжести в груди, будто что-то вдавило меня в постель. Этим утром тяжесть еще сильнее, а глаза опухли от слез. Всю вторую половину вчерашнего дня мой адвокат и его команда были заняты изучением состояния Дилана, и это стоило мне бессонной ночи – фразы из медицинских заключений кружились вокруг меня в темноте спальни. «Дальнейшее качество жизни представляется бесперспективным… мучительные припадки… необходимость постоянного приема болеутоляющих средств».

Каждая сторона судебного разбирательства должна представить независимые свидетельства в свою пользу, главными из которых являются медицинские заключения.

– Судье необходимы разные точки зрения.

Мой адвокат Робин Шейн так отчаянно молод, что его борода кажется позаимствованной у кого-то постарше. Разговаривая, он доброжелательно щурится, и это делает наше общение менее официальным. Его нанял мой отец, отправившись со мной на нашу первую встречу. Он вручил Робину свою визитную карточку, попросив прислать счет ему. Мои возражения были категорически отметены.

– Тебе и без того достается, чтобы еще беспокоиться о деньгах, – сказал мне мой папа.

Я вглядывалась в его лицо в надежде найти подтверждение того, что я поступаю правильно, но оно, как всегда, было непроницаемым.

– Никто не может решать за тебя, Пипа. Ни мы, ни Макс, – только и сказал он.

– Разве ты заплатил бы за адвоката, если бы считал, что я неправа?

– Да, – просто ответил отец. – Потому что мы прежде всего думаем не о внуке, а о своей дочери.

Требование «разных точек зрения» предполагает, что Дилан будет осмотрен четырьмя разными врачами, один из которых будет выбран государственным юридическим органом. С полученными заключениями все стороны дела ознакомятся по мере их поступления еще до начала суда, который уже приближается.

– Я не думала, что все произойдет так быстро, – сказала я адвокату со вздохом. Теперь мы должны доказать в суде, что продлевать Дилану жизнь слишком жестоко по отношению к нему.

Я включаю свет. Сегодня я приеду в больницу пораньше. У меня с Диланом осталось не так много времени, и я хочу, чтобы он кое-что увидел еще хотя бы раз в его короткой жизни.

Мои джинсы уже несвежие, и внизу они заляпаны грязью. Я пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз мыла волосы и принимала душ. Я моталась между домом, больницей и юристом, не думая о том, как выгляжу. В конце концов, Дилану это безразлично, так почему я должна об этом беспокоиться?

Я вспоминаю о времени, когда я сидела на кровати, помогая Максу паковать чемодан. Выбирала ему галстуки и рубашки, которые бы говорили: «У меня все под контролем, вы можете мне доверять, со мной можно иметь дело». Боевая раскраска. Доспехи. Не в моих силах изменить то, что происходит, или то, что делает Макс, но я могу изменить к этому свое отношение.

Двадцать минут спустя я стою перед зеркалом и делаю глубокий вдох. Так уже гораздо лучше. Я чувствую себя сильнее. На моем лице косметика: пудра, тушь для ресниц, губная помада. И хотя я по-прежнему в джинсах, они, по крайней мере, чистые. Я надеваю сапоги на каблуках вместо угг, которые не снимала уже несколько недель, и чувствую себя выше не только физически, но и духовно. Теперь я в порядке.

Спустившись вниз, я пью апельсиновый сок, потому что это быстрее, чем заваривать чай и ждать, пока он остынет. Меня захлестывает привычное желание быть рядом с сыном, и, оставив стакан недопитым, я отъезжаю в госпиталь. Дороги обледенели, и я с неохотой сбавляю скорость. Я думаю о том, что сказать медсестрам. Они обязательно мне разрешат.

– Прости, Пипа, но это невозможно.

– Шерил, ну пожалуйста. Он лежит здесь уже шесть месяцев. Мальчик полгода не видел неба.

Окна в нашей палате маленькие и высоко расположены. Из них можно увидеть лишь серую кирпичную стену соседнего здания. Как в тюрьме. Даже хуже.

– Если судья вынесет решение, у нас с Диланом останется всего несколько недель. Я хочу, чтобы он снова почувствовал ветерок на своем лице и услышал, как поют птицы.

Отведя глаза, Шерил покусывает губы. Я жду, затаив дыхание, но она снова качает головой.

– Это слишком рискованно. Нам придется переносить монитор и…

– Это все равно, что пойти в семейную комнату, просто немного дальше.