После финала

Подняв трубку гостиничного телефона, я набираю номер, который знаю наизусть. Пока мама подходит к телефону, я ищу страничку Пипы в твиттере. Она быстро потеряла к ней интерес, и там почти пусто, за исключением нескольких твитов, которые она написала во время беременности. «Жду не дождусь, когда снова смогу спать на животе!» Это сообщение получило всего два лайка.

– Это я.

– О, мой дорогой…

– Я в порядке, мама.

– А как он?

– Без изменений.

Я слышу, как мама вздыхает, и представляю дом из красного кирпича, в котором я вырос. Мама стоит в кухне у старого аппарата со шнуром, не позволяющим ей сойти с места, хотя в доме давно уже есть беспроводной радиотелефон.

– Но, мама, это даже хорошо. Чем дольше он будет дышать самостоятельно, тем труднее им будет бороться с нами.

Я говорю с нами, имея в виду Лауру Кинг и свидетелей вроде доктора Сандерса, профессора Гринвуда и всех моих сторонников в твиттере. Так я меньше чувствую свое одиночество.

– А как Пипа?

В числе немногих твитов в ленте Пипы страница поиска принесла мне несколько сообщений от посторонних людей. У меня перехватывает дыхание, когда я читаю их.

«@ПиппиДлинныйЧулок саму надо отключить. Тогда посмотрим, как ей это понравится!»

«@ПиппиДлинныйЧулок, ты недостойна называться матерью!»

– Макс?

– Я не знаю. Мы с ней не общаемся. – Надеюсь, Пипа не видела этих сообщений, вряд ли она сейчас заглядывает в твиттер.

Молчание на том конце провода говорит мне о том, что мама этого не одобряет. Я закрываю приложение.

– Я не хочу вмешиваться…

– Тогда не вмешивайся. Прошу тебя.

– …но помни, что девочка страдает не меньше тебя. Мы все сейчас переживаем.

Голос у нее срывается. Если она заплачет, я тоже не удержусь.

– Мне надо идти, мама.

– Я прилечу к вам. Завтра забронирую билет.

– Мама, лучше приезжай в Хьюстон. Там ты будешь нужнее. Мне.

Она со вздохом произносит «ладно», и я закрываю глаза. Как жаль, что она так далеко от меня. Как жаль, что я не могу оказаться дома с Пипой и здоровым Диланом, будто этого кошмара не было.

Я шел к доктору с единственной целью отделаться от Честера, но, выслушав мои многочисленные жалобы – дурнота, головные боли и проблемы с желудком, – врач заключает, что у меня стресс. «Открыла Америку», – думаю я.

– В данный момент вас что-то беспокоит?

Врач молода и простодушна. Про Дилана ежедневно пишут все газеты. Интересно, она и вправду не видит здесь связи или просто делает вид? Теоретически она «мой» врач общей практики, хотя я вижу ее в первый раз. Раньше я вообще не ходил к врачам, а Дилана к ним водила Пипа. Чтобы делать плановые снимки или когда у него появлялась сыпь.

– Ты слишком мнительная, – сказал я ей тогда.

Воспоминание об этом вызывает горечь во рту. «С ним все в порядке. Ничего страшного. Все малыши неуклюжи».

– Лучше осмотреть тысячу здоровых детей, чем пропустить хотя бы одного больного, – сказал доктор, когда Пипа, махнув на меня рукой, привела Дилана к врачу, где и убедилась в своей правоте. Дилан действительно был болен.

Пипа оказалась права, а я – нет.

А что, если я и сейчас ошибаюсь? В мои мысли проникает червь сомнения, подтачивающий мою уверенность.

– Мой сын проходит интенсивную терапию в больнице Святой Елизаветы. На следующей неделе суд решит, отключат ли ему жизнеобеспечение или я смогу повезти его в Техас на лечение.

Ее рот приоткрывается от удивления.

– Когнитивная поведенческая терапия может дать прекрасные результаты, – говорит она, переходя к делу. – Но курс лечения составляет шесть-восемь недель.

Увидев мои поднятые брови, она поворачивается к экрану компьютера.

– Я выпишу вам снотворное и бета-блокаторы для нормализации сердечного ритма, – произносит она, и я слышу шум принтера. – Это, конечно, не решение проблемы. Я бы все-таки попробовала комплексную психотерапию.

– Обязательно.

Через шесть-восемь недель мы с Диланом уже будем в Техасе. Там я смогу спать. Смогу есть. Чтобы пережить следующую неделю, виски и сигарет будет явно недостаточно. Дело в том, что после восемнадцатилетнего перерыва я вдруг снова обнаружил в своем кармане сигареты.

– Вот, пожалуйста.

Врач вручает мне рецепт, брошюрку о психотерапии и больничный лист для моего шефа. Я вижу, что она хочет сказать мне что-то еще. На ее столе стоит фотография: улыбающийся малыш с бородкой из мороженого на лице.

– Желаю удачи, – произносит она наконец. – Надеюсь… надеюсь, что…

– Благодарю вас.