Отослав больничный лист Честеру, я блокирую электронную почту и отключаю рабочий телефон. Гостиничный номер вдруг становится тесен: стены, кружась, словно надвигаются на меня, предвещая начало мигрени. Я глотаю две таблетки бета-блокатора и отправляюсь плавать. В раздевалке я оставляю свою одежду в шкафчике, а затем направляюсь по дорожке к бассейну. Голоса, доносящиеся оттуда, заставляют меня замедлить шаг. Я вижу семью. Мама учит плавать девочку в ярком жилете с поплавками, а отец бросает аквапалки и мячи сыновьям. Их смех звучит для меня как пытка, и я разворачиваюсь назад, вспоминая, как по субботам ходил с Диланом в бассейн, как ловил его, когда он прыгал в воду с бортика. «Давай, Дилан, у тебя все получится!»
Мой пульс, игнорируя бета-блокаторы, стучит у меня в ушах барабанным боем. Все быстрее и быстрее. Стресс, сказала она. Вернувшись в раздевалку, я одеваюсь и на минуту застываю в холле гостиницы. Что мне делать? Куда идти? Тогда я отправляюсь на пробежку, неохотно ступая по мокрой асфальтированной дороге. Я бегу так, словно за мной гонятся, словно в спину мне дышат жуткие монстры из ночных кошмаров. И ноги сами приносят меня в больницу.
Сейчас не «мое» время. Пипа сидит с Диланом до трех, а до обеда еще далеко. Но у меня болит в груди – Господи, как же болит, – и я просто хочу увидеть сына хотя бы на пять минут. Пять минут – и я вернусь в отель, приму душ, переоденусь и почувствую себя лучше.
Толпа возле детской больницы сегодня меньше. Небольшая группа активистов, которые приходят сюда ежедневно, и при виде их я чувствую себя не так одиноко. По вечерам людей обычно больше. Когда я ухожу из больницы часов в десять-одиннадцать вечера, у входа толпится человек пятьдесят. Они полукольцом стоят вокруг свечей на земле, которыми выложено имя Дилана. Журналисты приходят сюда ежедневно, и протестующие быстро меняют для них антураж. Новые баннеры, новые лица, новые лозунги. Они держат Дилана в сознании людей, в их душах. А если Дилан в сердцах людей, суд не посмеет приговорить его к смерти.
– Как дела, Макс?
Джейми и его жена Эмма дежурят у больницы по очереди. Иногда они приходят вдвоем и берут с собой свою маленькую дочку в коляске. «Мы протестуем против системы, – сказал мне Джейми, когда мы только познакомились. – Они пытаются лишить нас родительских прав».
– У меня все нормально.
– Мы обсуждали в нашей группе в фейсбуке, как вести себя в суде.
У Джейми бритая голова и татуировка на шее с датой рождения его дочери. Они с Эммой организовали в фейсбуке группу «Борьба за Дилана», в которой сейчас уже сто сорок тысяч человек.
– Мы будем продавать футболки, и есть люди, которые сейчас придумывают новые баннеры, но если у тебя появится что-то новое, обязательно дай нам знать, ладно?
– Хорошо, – обещаю я, хлопая его по плечу. – Я так благодарен вам за помощь. Это очень много значит для меня.
Благодаря Джейми и Эмме счет Дилана на сайте «Помоги мне» вырос до четверти миллиона фунтов. Они мобилизовали сторонников по всему миру, и имя Дилана теперь не сходит со страниц газет. И даже если мне странно видеть лицо сына на майках чужих людей, это не такая большая плата за деньги, которые позволят нам полететь в Техас.
Кивнув сотрудникам службы безопасности, я захожу в больницу. Разговор с Джейми немного успокоил меня, но, когда я иду по коридору в палату сына, я чувствую, как у меня колотится сердце, и ускоряю шаг. Находиться поблизости от Дилана, но не быть с ним рядом еще тяжелее, чем быть в разлуке.
Шерил наверняка удивляется моему неожиданному приходу, но виду не подает. Пока я мою руки, она молчит. В конце концов, это не запрещено. Мы просто договорились, что Пипа будет сидеть с сыном днем, а я буду приходить вечером. Но мне нужно видеть Дилана прямо сейчас. И я вдруг понимаю, что к Пипе меня тянет не меньше.
Она читает Дилану сказку. Сидя лицом к нему, она мягко произносит: «“Шоколадный мусс!” – говорит жадный Гусь. “Не тронь”, – говорит сердитый Кролик». У Пипы всегда здорово получалось говорить на разные голоса. Кролик у нее возмущенно вопит, Овечка блеет, а Моль мямлит, набив рот шерстью.
Сколько раз мы читали эту книжку Дилану? Сколько раз он подбегал к книжному шкафчику в детской, вытаскивая оттуда «Шоколадный мусс для жадного Гуся»? Сколько раз мы повторяли: «Только не эту», а Дилан, нетерпеливо подпрыгивая, протестовал: «Нет, эту, эту!»
– …но ленивая Овечка говорит: «нет, пойдем… спать».
На этом месте Дилан обычно кричал: «Сначала, сначала!» Он обнимал Пипу, целовал ее и, смеясь, повторял: «Не хочу спать!» Но Пипа, высвобождаясь, строго говорила: «Пора в постель, малыш. Завтра тебя ждут новые приключения».
Но то, что я вижу, идет совсем по другому сценарию, и в сердце у меня такая боль, что оно может не выдержать. Видимо, я невольно подал голос, потому что Пипа подняла глаза, и я понял, что мысленно она просматривает то же кино.
– Извини, я пришел не вовремя.
– Ничего страшного.