После финала

В бумагах, представленных Лаурой Кинг, есть заявление, оспаривающее распоряжение суда. Лейла его читала, но согласиться с ним никак не могла. Протонная терапия может значительно уменьшить опухоль в основании черепа Дилана, но какой ценой? Трехмесячный курс лечения плюс перелет, томография и облучение только ради того, чтобы ребенок прожил еще несколько месяцев, возможно даже лет, в его теперешнем состоянии. Почти полная неподвижность, отсутствие речи и координации. Эпилепсия, потеря слуха, когнитивные расстройства…

У Лейлы имеется ряд вопросов, и она собирается их задать.

– Доктор Сандерс, в результате хирургического вмешательства у больного возник послеоперационный синдром, который повлиял на функции организма, речь, движение и так далее. Будет ли протонная терапия иметь аналогичные последствия?

– Напротив, побочные эффекты протонного облучения значительно меньше, чем от операции.

Ответ прозвучал столь быстро и уверенно, что Лейле становится ясно: они действуют по заготовленному сценарию.

– Если бы Дилану не сделали хирургическую резекцию, – резко произносит она, – он бы умер.

– Но именно этого вы сейчас и хотите, – бросает Макс, взглянув на нее.

Лейла чувствует, как в ней закипает злость.

– Нет, этого я не хочу. И никто из нас не хочет. Все мы хотим лучшего для Дилана. А по моему профессиональному мнению, для этого не стоит тащить его на край света, чтобы подвергнуть сомнительному лечению…

– Оставим это для суда, – властно обрывает ее Лаура Кинг.

Женщины скрещивают взгляды, но Лейла отводит глаза. Она побережет свои силы и аргументы для более подходящего случая.

Протестующие две недели осаждали больницу. Эммет нанял сотрудников службы безопасности, и теперь у входа в здание стоят мужчины в черных галстуках и блестящих куртках с эмблемами на рукавах. Демонстранты согласились оставаться на выделенной площадке между стоянкой и мусорными контейнерами. С каждым днем там появлялись новые и новые лица, но были и стойкие ветераны. Лейла недоумевала: как эти люди могут проводить здесь столько времени? Разве у них нет работы, семей, собственной жизни? Что заставляет их так истово биться за чужого ребенка?

Идет дождь, и на размеченной площадке всего горстка людей. Самые активные борцы, которых не испугать плохой погодой. Проходя мимо них, Лейла опускает голову в надвинутом капюшоне, но, услышав свое имя, инстинктивно оглядывается. Женщина в круглой красной шапочке обрушивает на Лейлу поток неразборчивых слов, и к ней живо присоединяются остальные жаждущие крови.

На следующий день в газетах появляется фотография Лейлы, сделанная одним из фотографов, околачивающихся на стоянке в ожидании происшествий. Лейла замечает ее в газетном киоске по дороге на работу, а взглянув еще раз, едва не падает с велосипеда.

Статья озаглавлена «Доктор Смерть», а на фотографии хмурая особа, мрачно взирающая на камеру.

В результате толпа перед больницей теперь стала значительно больше. Горят свечи, играет музыка, на деревьях развешаны флаги. Все происходящее скорее походило бы на фестиваль, а не на протестную акцию, если бы не слова, скандируемые под аккомпанемент маленького барабана: «Право жить, право жить». Лейла объезжает стоянку, делая крюк перед входом. В середине дня ее снова вызывает главный врач.

– Почему бы вам не взять отпуск? До суда?

На столе Эммета разбросаны бумаги.

– Но я не могу, у нас и так не хватает врачей…

– Ничего, как-нибудь справимся, – отрезает Эммет. – Нас осаждают протестующие, и их становится все больше. После того, как один из них организовал в фейсбуке группу «Горите огнем», нам пришлось выставить у двери охрану.

– Они не осмелятся…

– Надеюсь, что нет, – мрачно произносит Эммет.

И, чуть смягчившись, добавляет:

– Вы ни в чем не виноваты, Лейла. Просто отдохните пару недель. Пока все не утихнет.

Лейле ничего не остается, как согласиться.

В первый день своего вынужденного отпуска Лейла все равно просыпается рано. Она слышит, как в соседней комнате скрипит кровать – Хабиба встает, чтобы помолиться. Сегодня Навруз, первый день персидского года. Это символ новых надежд и начинаний. Но Лейлу не покидает страх перед будущим.

Ее не оставляют мысли о Пипе и Максе, что в последнее время происходит довольно часто, и она посылает им свою безмолвную молитву: дай Бог, чтобы они обрели покой после расставания с сыном. Лейла уверена, что суд будет на стороне больницы, невзирая на дорогих адвокатов, нанятых Максом, поддержку общественности и попытки дискредитировать ее показания. И решение суда будет единственно верным.

Так она думает.

Но логика тускнеет, когда перед глазами встают недавние картины. Услышав материнский голос, Дилан открывает глаза. Он припадает к отцовской груди, и его сердце начинает биться спокойнее. Сев на кровати, Лейла включает свет. Потом спускает ноги на пол и быстро встает. Никаких эмоций, только наука, напоминает она себе. Факты, а не предположения. Она же врач, а не родитель.