Лейле так стыдно за свой промах. Она думала, что Джим поймет, как она переживает из-за истории с Адамсами; ей хотелось, чтобы он просто выслушал ее и посочувствовал. Она доверяла ему.
Хабиба, не понимающая ни слова, извинившись, отправляется на кухню за новой порцией еды, которая будет уже явно лишней.
– Ник, это я рассказала ему о Дилане Адамсе.
В ответ на это признание Ник лишь слегка приподнимает бровь. Лейла ждет, что он на это скажет, но Ник молча пьет чай в ожидании объяснений.
– Я упала с велосипеда. Он осмотрел меня – его зовут Джим Лейтвейт – и подвез до работы. В благодарность я угостила его пивом.
«Надо будет повторить». При воспоминании о своей глупости она чувствует, как ее лицо заливается краской. Не удивительно, что он больше не позвонил. Ведь он уже выудил из нее все, что нужно. Лейла представляет, как, едва попрощавшись с ней, он тут же хватается за мобильник.
«Дружище, я раздобыл для тебя потрясающую историю…»
– Ты хоть поняла, что он выуживал из тебя информацию?
Лейла зажмуривается.
– Ему не потребовалось ничего выуживать. Я выложила ему все сама.
Она не рассказывает Нику, как страдала в тот день, когда Пипа и Макс Адамс пережили крушение своих надежд. Она была просто сломлена их горем.
Внимательно посмотрев на Лейлу, Ник чуть заметно пожимает плечами.
– Мы все в одной лодке, Лейла. И должны доверять друг другу. Когда это доверие разрушено, конечно, это причиняет боль. Но твоей вины здесь нет. Почему ты так переживаешь? – недоуменно спрашивает он.
– Случай довольно деликатный. Родители Дилана не должны были попасть на всеобщее обозрение, пока они к этому не готовы и пока это не станет неизбежным.
– Это было неизбежно с самого начала. И ты сама это знаешь. Ты что-то от меня скрываешь?
Лейлу бросает в жар, и ее лицо заливает горячий румянец.
– Он мне понравился, – наконец признается она.
В комнате повисает молчание. Лейле не надо смотреть на Ника, чтобы понять, что ему неловко и что он хочет переменить тему. Но на свой вопрос он, по крайней мере, получил честный ответ.
Лейла продолжает, не поднимая глаз от стола:
– Мне тридцать четыре, и я не замужем, как постоянно напоминает мне мама. Я встретила Джима, он мне понравился, и мне показалось, что я ему тоже… Вот так все и произошло.
Ник долго молчит.
– В море полно другой рыбы.
Лейла чуть заметно улыбается, не отрывая глаз от стола.
– Наверное, у меня сети дырявые.
С кухни возвращается Хабиба, и Ник помогает ей расставить тарелки с едой. Потом расспрашивает про Навруз и про Иран, и Хабиба расцветает, как бутон под солнцем. И уже гораздо позже, когда переполненные животы довольно урчат, а пустые тарелки отправлены в раковину, Ник наклоняется к Лейле.
– Этот медработник… – чуть скривившись, говорит он. – Он не достоин тебя.
Глава 21
Макс сидит на красном диване. На нем серые брюки и футболка с длинными рукавами, натянутая поверх рубашки. На футболке фотография Дилана. Это выглядит так, будто кто-то передал ее Максу на съемочной площадке со словами: «Быстро надень ее – это будет отлично смотреться для камер». Но это не смотрится отлично. Он выглядит… немного жалко, как шестидесятилетние старики в бейсболках или немолодые женщины в кроссовках, позаимствованных у дочерей. Макс явно чувствует себя неловко. Он выглядит старше, сутулится и производит впечатление сломленного человека. По контрасту, женщина рядом с ним – адвокат Макса Лаура Кинг – одета в строгий костюм и черные туфли, которые сверкают красными подошвами, когда она закидывает ногу на ногу, а делает это она довольно часто. Иногда она дотрагивается до его руки, и тогда я, не удержавшись, говорю в телевизор:
– Да оставь ты его в покое.
Ведущие – мужчина и женщина, слишком явно флиртующие, чтобы быть мужем и женой, – в преддверии завтрашнего суда рассказывают телезрителям историю Дилана. Одновременно в правом верхнем углу экрана мелькают фотографии моего сына. Те, что я снимала ежедневно – мой отчет о его прежней жизни до больницы Святой Елизаветы. Я задыхаюсь от ярости: Макс даже не спросил у меня разрешения, прежде чем делиться ими со всеми желающими.
– Это, должно быть, настоящий кошмар для вас.
Ведущая горестно склоняет голову, на ее глазах настоящие слезы.
– Нет, – отвечает Макс. – Это кошмарный сон для Дилана, из которого он никак не может вырваться. Это он борется за свою жизнь. Все мои переживания – ничто по сравнению с тем, что ему пришлось пережить за последние несколько месяцев.
Ведущий наклоняется вперед. В его глазах слез не видно.
– К сожалению, мы не в первый раз беседуем с родителями, которые вступили в конфликт с врачами, лечащими их ребенка, но ваш случай особый, не так ли?
Лаура Кинг опять прикасается к руке Макса.
– Он тебе платит не за то, чтобы ты его лапала, – бормочу я.
– Каждый случай имеет свои особенности, – спокойно отвечает она. – Мы надеемся, что справедливость восторжествует и Макс сможет воспользоваться своим правом родителя и обеспечить Дилану лечение, в котором он так остро нуждается.