После финала

Макс Адамс курит. Он держит сигарету, предложенную ему одним из адвокатов, и, закрыв глаза, с наслаждением затягивается, вдыхая никотин, как кислород. Лейла никогда не видела его курящим. Как же он изменился за последние несколько месяцев. Похудел, наверняка мучается бессонницей и страдает от ночных кошмаров.

Суд длится уже четыре дня, и все это время с газетных полос не сходила история Дилана Адамса и его борьбы за жизнь. Газеты регулярно сообщали о противоборстве родителей и полемике докторов. Ежедневно фотографы преследовали Лейлу, Пипу, Макса и их адвокатов, когда они выходили из своих машин. И каждое утро в бульварных газетах мелькали их фотографии.

«Макс Адамс приезжает в суд на второй день слушаний, стараясь не выдавать своих чувств».

«Адвокат Макса Лаура Кинг приехала на суд в брючном костюме и с распущенными волосами».

«Доктор Халили – иранка».

За это время были представлены письменные свидетельства семнадцати врачей и выслушаны все доводы с обеих сторон, но Лейла до сих пор не уверена, к какому решению придет судья Меррит.

Она уже собирается войти в здание, когда замечает знакомую фигуру, торопливо идущую по тротуару. Лейла прищуривается – не может быть! – но глаза ее не обманывают. И она устремляется навстречу знакомой фигуре.

– Сюрприз! – во весь рот улыбается Хабиба.

На ней ее лучшее пальто и шаль, которую она бережет для особых случаев. Шаль переливается зеленым и фиолетовым, сверкая золотым шитьем. Под руку Хабибу держит Вильма.

– Не волнуйся, дорогая, мы тебя не побеспокоим. Твоя мать захотела посмотреть достопримечательности, и мы решили заглянуть в суд, чтобы тебя поддержать.

– И принесли тебе поесть, – добавляет Хабиба.

Она вручает Лейле сложную конструкцию из квадратных жестяных емкостей, скрепленных вместе и снабженных металлической ручкой.

– Это контейнеры с едой – гордо объявляет она. – Их можно мыть в посудомойке, ставить в морозильную камеру и носить в них горячую и холодную еду.

– О, мама, это именно то, что мне нужно. Спасибо.

Не еда – Лейла знает, что не сможет проглотить ни кусочка, – а присутствие матери с ее ломаным английским, мягкими объятиями и верой в то, что все, что делает Лейла, будет правильным.

– Сначала мы пойдем в Ковент-Гарден, а потом прокатимся на колесе обозрения, – сообщает Вильма.

Может быть, теперь, когда Хабиба убедилась, что сможет обзавестись здесь друзьями и жить нормальной жизнью, она захочет уехать из Ирана и жить с Лейлой?

Хабиба ищет кого-то глазами, заглядывая за спину дочери.

– А где доктор Ник?

Она явно разочарована.

– Ник в больнице, мама, он ведь не дает показания.

– Хороший человек, – говорит Хабиба Вильме. – Друг доктор. Плохо, что он…

Она ищет подходящее слово, сжав пальцы в щепоть, словно хочет выдернуть его из воздуха. Недовольно фыркнув, она вытаскивает свой телефон.

– Помочь перевести, мама?

Но Хабиба презирает возникшие трудности.

– По-английски, – настаивает она, набирая искомое слово в гугле.

Лейла пытается прочесть его вверх ногами. Плохо, что он… что? «Женат», – думает она, вспыхивая при мысли, что мать видит ее насквозь.

– Развод! – торжествующе произносит Хабиба, маскируя свое неодобрение радостью от лингвистических успехов.

– Иногда это к лучшему, – философски замечает Вильма. – Моя дочь развелась и поначалу очень переживала, но сейчас она просто счастлива.

Но Лейлу не слишком интересует дочка Вильмы с ее разводом.

– Он разведен? Ты уверена?

– Он разводится, – подтверждает Хабиба. – Он сам сказал мне в Навруз, когда ты заваривала чай. Это плохо.

Как большинство иранцев ее поколения, Хабиба не одобряет разводов. Но что-то в ее взгляде говорит о том, что Лейла не ошиблась. Похоже, мать и вправду читает ее мысли.

Но Лейле уже пора идти в зал. Она целует свою мать и благодарит Вильму за то, что та присматривает за ней, а потом долго смотрит им вслед. Их ждет Ковент-Гарден, колесо обозрения «Лондонское око» и другие места паломничества туристов. А она возвращается в здание суда.

– Это заключительное слушание по делу об обращении Детской больницы святой Елизаветы, входящей в Национальную систему здравоохранения, в соответствии с юрисдикцией Высокого суда правосудия в отношении Дилана Адамса, рожденного пятого мая две тысячи десятого года и имеющего к настоящему времени возраст чуть менее трех лет.

Лейла смотрит на судью, пытаясь понять по его лицу, что он скажет дальше, но оно привычно непроницаемо.

– В том случае, когда между родителями и лечащими врачами возникают разногласия относительно надлежащего лечения тяжелобольного ребенка, стороны имеют право обратиться в суд.

Судья на минуту замолкает, обводя глазами зал.