После финала

Я смеюсь, потому что вижу в его глазах огонек, говорящий о том, что он шутит, и еще потому, что никогда не видела, чтобы люди были так увлечены едой. Он ест глазами с тарелок на чужих столах, замечая, что мы сделали правильный выбор, и настаивает, чтобы я отведала его кальмаров с потрясающими приправами.

– Ты любишь готовить?

– Я люблю есть. Мне стыдно признаться, но готовила только Маайке. Я могу приготовить разве что вареное яйцо.

– Тебе стоит научиться. Пройти курс кулинарии.

– Я бы с радостью. Но, как всегда, не хватает времени. Возможно, как-нибудь в будущем.

– Будущее может не наступить.

Я вдруг сознаю, как мрачно это звучит, но Ларс принимает мои слова всерьез.

– Ты права.

Вскоре мы переключаемся на работу – обычное дело у коллег – и на страны, в которых мы побывали. В середине обсуждения преимуществ Майами по сравнению с Канкуном у нашего столика возникает кудрявый юноша с гитарой, затягивая «Твою песню» Элтона Джона. Мы с Ларсом не можем удержаться от смеха, когда музыкант, закрыв глаза, начинает слегка раскачиваться в такт проникновенному пению. Он явно принимает нас за супружескую пару, проводящую здесь медовый месяц или отмечающую какую-то годовщину. Меня охватывает чувство вины, словно я участвую в каком-то обмане, но потом я вспоминаю послание Макса. «Мы так прекрасно провели с тобой этот день. Буду ждать, когда увидимся снова». И три поцелуя. Как это ни смешно, но эти смайлики меня задевают больше, чем сама измена. Это мои поцелуи. Наши с ним поцелуи. По одному на каждого члена нашей маленькой семьи.

– Я тебя задержал допоздна, – говорит Ларс, когда мы переходим к тирамису и сырной тарелке, и я начинаю зевать.

– Нет, все было прекрасно. Спасибо, что пригласил меня за свой стол.

Мы идем к лифту, и, когда дверь открывается на моем этаже, я целую Ларса в губы. Не знаю, что заставило меня это сделать: разница во времени, полбокала вина после трехмесячного перерыва или внезапное желание отомстить Максу. Положив мне руку на плечо, он отвечает на поцелуй, но потом вдруг резко отстраняется и качает головой.

– Ты замужем, Пипа.

Дверь лифта закрывается, и я, сгорая от стыда, застываю в коридоре пятого этажа.

Глава 39

Макс

2017

– Что вы будете пить, сэр?

Я беру у стюардессы газировку и немного чипсов, перед этим дважды повторив свой заказ, который она не запомнила с первого раза. Все нервничают. Самолет переполнен, возникает какая-то путаница с местами, ручной клади слишком много, и она не помещается на верхнюю полку. Когда я опускаю свой столик, моя соседка упирается локтем в мой подлокотник. Очередной выпад в молчаливом споре, который мы ведем с момента взлета. Мою перекинутую через колено ногу сводит судорога, и я пытаюсь освободить ее, но откинутый столик сводит на нет все мои усилия, так что приходится ограничиться вращением лодыжек.

Все взлетно-посадочные полосы заняты, и нам приходится минут десять совершать круги, прежде чем нам разрешают посадку. Я поднимаю столик. Теперь у меня есть место, чтобы достать свою книгу, и я заканчиваю несколько последних страниц романа некоего Уилбура Смита, который меня немало удивляет. Как давно я читал что-либо кроме руководств по ведению бизнеса или мотивационных биографий? «Страх как мобилизующий фактор». «Ты не сможешь летать, если не будешь прыгать». «Как научиться побеждать». Собачья чушь.

Миновав паспортный контроль, я обхожу багажный конвейер и иду на выход, по привычке вглядываясь в лица встречающих. На одних написано волнение, на других – усталость и раздражение: рейсы подчас задерживаются, а самолеты садятся в других аэропортах. Водители такси тянут вверх разноцветную коллекцию призывных знаков, от картонок с надписями, сделанными от руки, до новейших планшетов с соблазнительными картинками.

Пробираясь через толпу, я замечаю знакомое лицо. Она снова и снова смотрит на часы, барабаня пальцами по сумочке, висящей на плече, словно боится куда-то опоздать. Я останавливаюсь в нерешительности, но потом передумываю. Вряд ли она меня вспомнит. Уже отвернувшись, я вдруг слышу за спиной ее голос:

– Мистер Адамс!

Я поворачиваюсь, и тут же волна воспоминаний накрывает меня.

– Это вы? – нерешительно улыбается она. – Я вас сразу узнала.

Рядом с ней я вижу мужчину, которого не заметил с первого взгляда. Высокий, седоватый, в очках и явно старше нее. Вежливо улыбнувшись, он деликатно отходит в сторону.

– Доктор Халили. Рад вас видеть.

Ее волосы теперь подстрижены короче, в остальном она выглядит так же, как и четыре года назад. Нет, не совсем так. У доктора Халили всегда было непроницаемое лицо. Мне казалось, что ее ничего не трогает и Дилан был для нее всего лишь очередным пациентом, а мы с Пипой – одними из многих родителей. Но теперь в ее чертах проскальзывает какая-то нервозность и неуверенность в себе.

Она робко протягивает мне руку. И я пожимаю ее.

– Макс.

– Лейла.

Мы словно позволяем себе продолжить знакомство, отчетливо понимая, что мы уже совсем не те, что были раньше.

– Как у вас дела? – осторожно спрашивает она.

– Дилан умер в прошлом сентябре.