Феанор невольно передёрнул плечами: та легкость, с которой Тёмный Вала говорил о возможной гибели Людей, его покоробила. Большого труда Пламенному стоило промолчать.
Мелькор движение Феанора понял по-своему.
— Думаешь, они ещё умножатся в числе и потеснят эльдар? Да, умножатся. И потеснят. А ты говоришь — щенки. Из этих щенков ещё вырастут волки.
Он усмехнулся:
— Перворождённым не следовало ссориться со мной. Право, не следовало.
Феанор закусил губу. Направление, которое принял разговор, ему совсем не понравилось, и он поспешил вернуться к прежней теме.
— Поздно говорить о том, что произошло. Речь об атани. Мне слабо верится, что они потеснят эльдар. Волки же не теснят зайцев, хотя и едят их: в лесах полно разного зверья. А эти… возможно, они станут волками… когда-нибудь, но для этого им сейчас нужно хотя бы выжить.
— Потеснят не как волки зайцев, а как одна волчья стая может потеснить другую. Впрочем,— спохватился Мелькор,— если эльфы будут… благоразумны, ничего с ними не случится.
Он огляделся с довольным видом:
— Атани повезло. Они бы выжили и без нашей помощи, хотя, конечно, не все. А с нами им и вовсе нечего опасаться.
Феанор рассеянно кивнул. Примерно представляя себе теперь будущее, он мыслями уже был вновь в настоящем. Насущные заботы о Людях затягивали.
— И кстати, друг мой, не пора ли нам вернуться к тому разговору? О наместничестве.
Феанор засмеялся, не разжимая губ:
— А что, к нему надо возвращаться? По-моему, и так всё ясно.
— Стало быть, ты согласен,— Мелькор широко улыбнулся.
— «Согласен»? — улыбнулся в ответ Феанор.— Ну, это можно назвать и так.
Помолчал, посмотрел на Людей и заговорил негромко, от сердца:
— Как я понимаю, меня уже никто не спрашивает. Не ты даже — судьба. Тебе тяжело здесь, я вижу. Так что ты можешь спокойно возвращаться в Ангбанд. Там тебя ждут дела, там тебя ждут твои соратники. А я останусь здесь. Мы с тобой оба молчали о том, что в Ангбанде я лишний. Совсем лишний. Теперь об этом можно спокойно сказать вслух. В Ангбанде нет для меня дела. А здесь — есть. Здесь будет легче мне, здесь я буду полезен тебе.
Он снова улыбнулся:
— Расставаться, конечно, не хочется, но… нам ли привыкать? Сорок лет мы общались в основном по осанвэ. Вспомним былые привычки.
Феанор замолчал. Этот выход действительно представлялся ему наилучшим: не будет давящей тяжести чуждой Силы Ангбанда, не будет отчаянного поиска занятия, чтобы не думать о нолдорах и Маэдросе, а — пойдёт вот эта череда забот, и новые ученики, с которыми он сам будет заново осваивать мир, потому что для них мир — совсем иной, нежели для эльдар… Опять же — его планы с планами Мелькора слегка расходятся, и остаться здесь одному… неплохо, совсем неплохо!
— Я буду навещать тебя, друг мой,— в голосе Тёмного Валы отчетливо слышалось облегчение.— Тут не так уж далеко, если ветром лететь. Для мастера дело найдётся везде. Просто… жизнь в Ангбанде тебе не по вкусу. Думаешь, я не замечал этого? Атани любят тебя, да и тебе ведь нравится с ними возиться. А я действительно нужен на Севере.
Идеальное решение. Всё теперь останется в прошлом: сознание того, что друг, живя в твоём доме, глубоко несчастен, а ты бессилен помочь ему, глухое недовольство соратников, тревога от того, что недовольство это рано или поздно прорвётся. Да и разбираться с небесными Светочами гораздо проще, если Феанора рядом не будет.
29
Вот он — Тангородрим. Земля в застывших потоках лавы. Пепел и пыль. Вход в царство Врага.
«Маэдрос!»
Маэдрос, где ты?! Отчего не отвечаешь ты на осанвэ? Если ты мёртв, если Враг солгал, что сохранит тебе жизнь — тогда мы отомстим! Мы поднимем все наши войска, мы ворвёмся в эту крепость…
Но — если ты жив?! Живого или мёртвого, я должен увидеть тебя. Я не поверну, пока не найду тебя, брат.
Как здесь душно. Горло пересохло. И низкие серые тучи… давят, как валуны.
Я сам скоро свалюсь в этом проклятом месте.
30
…И тогда Фингон запел. Запел, потому что иначе сила Ангбанда просто раздавила бы его.
В ответ — слабая волна осанвэ. Будто спящий пробуждается. Взгляд Фингона скользит выше… выше — и сумрак перестает быть помехой, и светлой точкой на тёмной скале…
— Брат!
31
Брат!
Я не мог видеть, но я видел — медленно раскрываются его огромные серые глаза, взгляд их становится заново зрячим, он встречается с моим.
Ввалившиеся щеки, посеревшие губы…— ты ли это, Маэдрос?
Да, это ты.
Ты жив.