После пламени. Сборник

Феанор пошёл к ближайшему перелеску, поманив за собой тех атани, что были не такими несчастными с виду. Скоро все вернулись с сушняком, Феанор сложил небольшой костёр, протянул руку, чуть напрягся (зажечь дерево было для него труднее, чем масляный светильник, который он с юности зажигал одним усилием воли) — и вот уже огонь весело хрустит, перемалывая сухие ветки.

Люди потянулись к теплу. Те, что выглядели самыми слабыми, едва не залезали в костер (иные отпрянули, обжегшись), они грели над огнем руки, подставляя волнам жара дрожащие тела.

Феанору понадобились некоторые усилия, чтобы не дать людям спалить весь хворост немедленно.

Пока нолдо с подопечными собирал растопку и разводил огонь, Мелькор продолжал вслушиваться в музыку Людей. Похоже, атани хворали. И это было странно. С орками такое случалось, но редко. И ни разу не было, чтобы болезнь поразила многих одновременно. Н‑да, хрупкие создания эти Младшие.

На всякий случай Тёмный Вала затянул небо тучами, чтобы защитить Детей от непрошенного света. Немного подумав, слегка нагрел воздух. Бодрости у Людей не прибавилось, но хотя бы дрожать они перестали.

Феанор, размышляя и хмурясь, проговорил:

— Их бы чем-нибудь укутать… Я бы убил зверя ради шкуры, но без лука, мечом — сложновато.— Он закусил губу, покачал головой.— Разве что отвести зверю глаза и подпустить на удар…

Густые чёрные брови Мелькора изумлённо приподнялись:

— Меч? Лук? Зачем?

— А как иначе? — ответное недоумение.

Мелькор коротко засмеялся. После примирения с Пламенным настроение у него явно улучшилось. Несмотря на то, что аманцы в светящихся ладьях и не думали прекращать свои прогулки над Эндорэ.

— Друг мой, если надо кого-то убить, нет ничего проще.

23

Я уже успел присмотреть нескольких атани, которые были пошустрее прочих: трёх женщин и четверых мужчин. Теперь я велел им следовать за мной в лес. Мысленный приказ пришлось подкрепить знаками. Это оказалось довольно неудобной особенностью Людей: они плохо воспринимали осанвэ. Лучше, чем орки, но всё-таки слабовато. И языка своего у них пока не было. Впрочем, они вполне обходились мимикой, жестами и небольшим набором возгласов, не слишком осмысленных, зато чрезвычайно эмоциональных. Ладно, те, кого я заберу в Ангбанд, усвоят наречие Цитадели. Учатся Люди быстро, как я успел заметить.

Один из мужчин, высокий, с золотистыми волосами, был понятливее других — ему я поручил следить за остальными нашими спутниками, чтобы не разбредались. А сам вслушивался в музыку леса — искал волчьи мелодии.

Я еле успел поймать за плечо девицу, которая радостно кинулась навстречу крупному светло-серому зверю, едва тот вышел к нам из зарослей. Волки не терпят фамильярности. Кроме того, им ещё только предстояло усвоить, что атани не добыча, а часть моей стаи.

Серый медленно приблизился ко мне, наклонив голову и прижав уши. Я хозяйским жестом положил руку на широкий лоб хищника. Люди не слышали, как и о чём я говорил с волком. Зато смотрели во все глаза. Я нарочно встал так, чтобы им было видно как можно лучше.

Наконец, я отпустил вожака. Тот отошёл на несколько шагов, отряхнулся и потянул носом воздух, запоминая запах Младших Детей. Затем, как ему было велено, зверь коротко, но убедительно зарычал, приоткрыв пасть и показывая острые клыки — для непонятливых. Атани, впрочем, стояли смирно и смотрели с должным почтением. Непонятливых не было.

Волк завыл — из чащи ему тут же откликнулись. Я жестами показал атани, что пора возвращаться. Не следовало мешать охотникам.

Феанор только что развёл на берегу очередной костер, когда я подошёл к нему.

— Я распорядился насчет шкур и мяса,— сказал я, усаживаясь возле огня.— Твой меч не потребуется.

24

Девушка решительно нахмурилась. Пересохшие губы слились в линию.

«Я здорова!»

Если взгляд может говорить, то этот просто кричал: «Лечи других, а со мной всё в порядке!».

Феанор положил ей руку на пылающий лоб — то ли успокаивал, то ли жар снимал, то ли всё сразу.

— Не спорь, маленькая. Ты скоро будешь здорова. Но сейчас я стану лечить именно тебя.

Пламенный чувствовал тот огонь, что сжигал изнутри юную аданет. Это был нехороший огонь — лиловый или фиолетовый, он нес боль роа и разлад феа. Но этот огонь мог быть сожжён — Феанор не спрашивал себя, как такое возможно, он просто выжигал лихо, угнездившееся в этом хрупком теле.

Девушка заснула, не выпуская его рук. Нолдо подумал было осторожно разжать её пальцы, но сам остановил себя: сон Людей не похож на сон эльдар; вдруг эта малышка проснётся? А тогда ей будет опять плохо.

Так что Феанор остался сидеть подле спящей.

Девушка проспала полдня. Увидев Феанора, она улыбнулась ему — светло и благодарно.

— Вот теперь я действительно пойду лечить других,— сказал ей Пламенный.— Отпусти мои руки.

— Ру‑ки…— бережно беря на язык слово, повторила она. Рук его она не выпустила, напротив — крепче сжала их и притянула к своим щекам.— Ру‑ки…— повторила она, и в этом слове для неё было исцеление и безграничная вера тому, кто это исцеление несёт.