После пламени. Сборник

Они сами не знали, откуда взялись силы. Позабытые, превращённые было в плащи, знамёна натягивались на немногие сохранившиеся копья, рога один за другим возвращали себе голос, оружие начинало блестеть заново.

Воинство становилось действительно воинством.

Женщины, до того шедшие рядом с мужьями, не задумываясь, сами отходили назад. Мальчишки, за время Похода превратившиеся в подростков, искали своё место в строю, прося отцов поделиться оружием.

Путь по земле был ничуть не легче пути по Льду — торосы сменились обледенелым камнем, ветры и метели били в лицо с прежней яростью. Но назло ветру, наперекор морозу пели рога, заставляя доселе безмолвные камни вздрагивать, отталкивать от себя эхо нолдорских песней.

Песней о мести за Короля, переставшей быть полузабытым символом и вновь превратившейся в цель. В ближайшую задачу бойцов.

Тилион придерживал свою ладью над ними, и нолдор радостными кликами приветствовали серебряный Свет. Свет возродившийся и — возродивший их.

Семь раз проплыл Тилион над ними. Ничтожный срок. Но за это время воинство нолдор окончательно вырвалось из тисков Льда.

Перед ними был Белерианд.

Перед ними был Ангбанд.

Враг был рядом, и встреча с ним была сейчас желаннее, чем бывает встреча с другом. Впрочем, в Эндорэ друзьям было взяться неоткуда.

Финголфин приказал трубить вызов: ярость войска была такова, что они были способны биться прямо с марша.

Но Ангбанд молчал. Безучастный к вызовам, безучастный к насмешкам.

Воинство повернуло на юг: надо было становиться лагерем.

Над Белериандом поднималось Солнце. Первый восход — красный, как кровь будущих битв.

18

Сон Людей становился беспокойным.

Что тревожит вас, атани? Что заставляет метаться во сне?

Лихо или благо? Изменение случившееся — или то, которое вы только предчувствуете?

Если бы я мог знать…

Если бы я мог понимать причины изменений в мире, который полагал неизменным.

Если бы я мог… а что тогда? Опять — не знаю.

Это Мелькору известен срок пробуждения Людей. Хотя я сомневаюсь, что даже ему известен — точно. Кажется, атани могут проснуться до срока.

Судя по выражению лица Мелькора… а оно мне очень не нравится. Лучше лишний раз не лезть ему на глаза.

Что же мне делать теперь? Я был уверен, что Аман и всё, что с ним связано, осталось в прошлом, что былые привязанности умерли — потому что привязывать их теперь не к чему.

Но — Свет Тельпериона возрождён, и мы с Мелькором опять по разные стороны незримой стены… как тогда, когда я кричал о своей ненависти к нему. Сейчас ненависти нет, но стена между нами становится всё заметнее. Неужели?!

Не могу, не хочу верить в это!

Как легко было в Амане — когда против нас молчали все. Это сближало — да что «сближало», это связывало неразрывно! И мы сами согласно молчали о том, что разделяло нас. А сейчас — и хочешь молчать об этом, а не выходит. И не выйдет.

Хватит! Что толку вспоминать прошлое, когда будущее вот-вот станет настоящим. Люди. Они действительно просыпаются.

И… восток! Что это?! Это не Свет Тельпериона. Неужели — оба Древа возрождены?!

Розовое.

Оранжевое.

Золотое.

Нестерпимо яркое для глаз. Отвык, отвык… Когда-то под Лаурелином стоял — и не жгло глаза, а сейчас…

Так. Ну, разумеется. Этот Свет разбудит кого угодно.

Открывают глаза. Садятся. Встают.

Испуганные? Нет, пугаться они ещё не умеют.

Скорее — удивлённые. Радостные.

Доверчивые.

Интересно, эльдар при пробуждении выглядели так же?

19

Ага.

Я теперь ожидал чего-то подобного, и даже не особенно удивился, когда увидел кровавое зарево на востоке. Ещё один братский привет из Амана.

Я отвернулся: свет Тулукхеделгоруса был нестерпимо, до рези в глазах, ярким. Впрочем, мне не требовалось смотреть в ту сторону. Я и так ощущал чужую Музыку всем своим существом. Руками, в особенности.

Закрыться от света. Хоть облаками, неважно. Заслониться от чужой музыки, унять боль, а потом… видно будет.

Я резко охладил воздух вокруг. Порыв ледяного ветра ударил в лицо, растрепал волосы. Стало чуть легче.

И тут я почувствовал — их.

Они просыпались, и первым, что они ощущали, был — восторг. Изумление. Любопытство.

Ну, наконец-то!

Даже боль отступила, уползла куда-то на край сознания, так я обрадовался пробуждению Младших Детей. Моих Детей, вопреки тому, что было предпето. Вопреки воле Единого.

Я стоял и любовался на них, этих слабых, неуклюжих, смешных созданий, которым, тем не менее, принадлежало будущее мира. Моего мира. Когда-то меня привело в ярость то, что Эру, в сущности, поставил атани вровень с Поющими. Теперь мне было забавно вспоминать свой гнев по этому поводу. Просчитался Единый. Дети будут служить мне и петь то, что мне нужно. Причём добровольно и с удовольствием. Вот так-то.

…Э‑э, а куда это вы, голубчики, смотрите с таким восхищением? Куда вы тянете руки? Вам что, нравится это?