Я смотрел на спящих и улыбался. Как я мечтал когда-то подарить эльфам свою Музыку! Свой мир. Силу свою. Как я ждал их прихода! Ждал их радости, изумления, восхищения, благодарности. Встретил — ужас. Непонимание. Отвращение. Потом — ненависть.
Тогда я принял под свою власть орков. Народ, который появился в Арде случайно. Результат противоборства двух Тем в Песни Творения.
Орков легко было подчинить. Они боялись меня, но иначе, чем эльфы. Без неприятия. Напротив, их явно влекло ко мне. Не сразу я понял, что Дети Диссонанса глухи. Что моя Музыка им полностью безразлична. Равно, как и любая другая. Им нужен был сильный вожак — и они получили то, что хотели. Твёрдую руку. Волю, держащую их в узде и не позволяющую перебить друг друга в борьбе за лучший кусок. А я получил воинов. Свирепых и выносливых воинов, готовых идти за меня в огонь и в воду, потому что моего гнева они страшились больше, чем любых врагов. И ещё потому, что я обеспечил их хорошим оружием и кормёжкой. Я получил командиров, готовых перегрызть за меня глотку любому, потому что я помог им обрести вожделенную власть. Я получил слуг. Полностью послушных моей воле. Послушных — и чуждых мне.
И вот теперь — Люди. Те, кому принадлежит будущее. Те, кто должен запомнить, принять и полюбить мою Музыку ещё до Пробуждения. Не слуги — наследники. Продолжатели Песни.
Я смотрел на спящих — и вдруг мне показалось, что Сильмарили вспыхнули необычно ярко, озарив всё вокруг. Только свет был какой-то странный — словно мелодия Ибринизилпатанезела зазвучала громче, заглушив на время голос Тулукхеделгоруса. Я оглянулся на Феанора — и замер. Пламенный неотрывно смотрел в небо, и из его широко распахнутых глаз катились слёзы. Я проследил за его взглядом и едва не вскрикнул. Там, высоко, выше даже Пути облаков, медленно плыла серебристая ладья. Ладья, сияющая возрождённым светом Белого Древа. Ладья, которой управлял — аманец. Майа. Я бессознательно двинулся следом за ней, инстинктивно перешагивая через спящих. Музыка Ибринизилпатанезела была так сильна, что я, как ни вслушивался, не мог понять, кто правит ладьей.
…«Властелин!!!» — похоже, Саурон дозвался меня не сразу. Осанвэ было слабым — почти, как во время войны, когда Диссонанс гасил безмолвную речь. «Властелин, какие будут приказания?»
«Это кто-то из майар,— откликнулся я.— И он мне нужен. Вместе с ладьей. Заприте его, но пока не трогайте. Вернусь — сам побеседую».
«Сделаем, Властелин!» — с радостной готовностью ответил мой помощник.
Вот так. Кто бы ни был этот отчаянный майа — посол или беглец — ему придется крепко усвоить, что ни по Эндорэ, ни над Эндорэ нельзя разгуливать без моего позволения.
И всё же скверно. Появление этой ладьи означает, что граница между Аманом и Эндорэ, которую я полагал нерушимой, снова открыта. Неужели ловушка Оромэ сработала, вопреки всем нашим стараниям обмануть её?
Разумнее всего было бы сейчас же вернуться в Ангбанд, но… Я в нерешительности взглянул на Людей. Один из спящих шевельнулся. Потом другой. Они вот-вот пробудятся. Бросить всё — сейчас? Не доведя до конца один из важнейших планов? Позволить аманцам
Я останусь здесь. Саурон справится. На то он и Саурон.
Я вернулся к Пламенному, собираясь успокоить его. Сказать, что всё под контролем, и нет никаких причин, чтобы так огорчаться. Никто в Арде не сможет воспрепятствовать нам.
…Слова замерли у меня на губах, когда я приблизился и увидел лицо нолдо. Феанор плакал — от счастья.
12
Я поднял глаза к небу. Это было невозможно, но это — было.
На миг мне показалось, что я — в Форменосе и смотрю на юг. А оттуда льётся серебряный Свет Тельпериона.
Но я в Эндорэ и смотрю на запад. А Свет — есть.
Свет не призрак, не морок. Он медленно поднимается. Уже появляются тени.
Реальностью становится то, что было желаннее и вожделеннее самых безумных грёз.
Запрокинув голову, я смотрел на небо. И увидел ладью, полную серебряного Света, как Сильмарили полны Светом Древ.
Я плакал от счастья и не стыдился своих слёз.
Значит, я был прав. Значит, Валар смогли и без Сильмарилов возродить Древа. Значит, я был прав, отказав
Свет Сильмарилов я отдал Людям. Не Мелькору — им. И — случилось что-то, отчего Валар возродили Свет Тельпериона не для Амана, но для всех. Свет изначальный, хранимый Алмазами, и Свет возрождённый равно будут доступны атани.
Слёзы катились по моим щекам. Я не мог — да и не хотел — их сдерживать.
Долгие годы я ненавидел себя за свой отказ Яванне. Да, мои слова тогда не меняли ничего — Сильмарили уже были похищены. Но знать, что ты сам, своей рукой, обрекаешь окончательной и бесповоротной гибели самое святое…
Не окончательной.
Не гибели.
Живое серебро льётся с неба.
Я готов пить его, как воду в жару. И я пью его — кожей, глазами, сердцем. Душой.
13
…И тогда я обернулся.