Читаем После пламени. Сборник полностью

Ульмо тоньше меня чувствует воду, и власть Ауле над металлами и камнями больше моей, и Яванна искуснее в творении живого. Но кто из них может сказать: «Мир — это я»? Кто способен одновременно ощущать, как проклёвывается из семени крошечный росток юного дерева — и как едва заметно подрагивает земля в месте рождения будущего вулкана? Кто умеет слышать, как в сердце Арды сливаются, перетекая друг в друга песни огня и камня,— и различать тихие голоса дождевых капель? Для кого равно близки и понятны рисунок молний в небе и жилок, прорезающих плоть листа? Кому внятны все мелодии мира?

Не потому ли так всполошились когда-то Валар? Они прочили Арду во владение Детям, а для меня Дети были — просто часть мира. Моего мира. Только часть. И не более, чем часть.

Люди откроют для меня границы Арды. Да, я останусь здесь, но моя Музыка будет звучать повсюду. За пределами этого мира. Там, куда мне иначе не дотянуться. И когда настанет пора для Арды пройти через смерть, тот мир, что родится на месте умершего, тоже будет моим.

4

Мелькор внезапно остановил коня и нахмурился. Казалось, он напряжённо вслушивается во что-то.

Феанор сощурился. Холмистая равнина, расстилавшаяся перед ними, ничем не отличалась от сотен других, которые они проехали.

Точнее — ничем не отличалась внешне. Но она была другой.

— Музыка,— прошептал Тёмный Вала.— Музыка изменилась. До войны это место пело иначе.

И добавил несколько незнакомых Феанору слов на валарине.

— Возможно, ты был прав,— неохотно признал, наконец, Мелькор.— Эти земли не перепеты. Но в их мелодии вплетён новый мотив. Никто из моих не мог бы спеть так. И эта песнь звучит очень тихо — вот что мне особенно не нравится. Тихо не от слабости её создателя. Тихо — потому что так было задумано. Если бы я нарочно не слушал…

Он замолчал, покусывая губы и рассматривая холмы впереди со смесью досады, сожаления и брезгливости во взгляде.

Феанор опустил глаза. Подчёркивать свою правоту он совсем не хотел. Он знал характер Мелькора, знал, насколько тот не любит признавать свои ошибки.

Пламенный спешился, какое-то время молча смотрел на дальние лесистые холмы.

Тянуло сыростью. Где-то недалеко была не видная пока речка.

— Ну что, я пойду? — буднично спросил он.

Мелькор помедлил с ответом. Видно было, как не хочется ему отпускать Феанора одного.

— Почуешь малейшую опасность — немедленно разворачивайся,— отрывисто бросил, в конце концов.— Не ищи неприятностей. Я понятия не имею, как эта штука устроена и чего от неё можно ждать. Пройдём-то мы в любом случае, но надо делать это с умом.

Феанор подошёл к нему, снизу вверх посмотрел в лицо всаднику.

— Не волнуйся. Я знаю, что делаю. Для меня здесь нет опасности, потому что моя Сила — не Музыка. Меня здесь не ждут.

— Твоя Сила — не Музыка,— вздохнул Мелькор.— Но не забывай: на тебе Венец. Кроме того, мелодия границы дважды могла быть искажена. Когда Валар закрыли Аман от мира и когда ты создал Венец.

Пламенный улыбнулся:

— Венец создан мною. А значит, мне легко приглушить его Музыку. Меня не услышит никто. И ты — в том числе.

Помолчав, добавил:

— Мелькор, ты потратил годы на то, чтобы помочь мне овладеть Силой Пламени. Ты только помогал, но без тебя я никогда не смог бы достичь этого. Я в долгу перед тобой — даже если ты сам так не считаешь. Теперь я просто возвращаю долг.

5

Я шёл, и мне было легко и радостно.

Свет Сильмарилов скользил по кустам и стволам деревьев, по высоким травам, доходящим мне до пояса, по глади речушки, которую я перепрыгнул с разбега.

Ощущение покоя и уюта.

Мне вспомнились малыши-сыновья, мирно спящие на моих руках.

Значит, уже совсем близко.

Мне было радостно. Так радостно, как бывает при завершении работы, когда я видел: мне удалось воплотить. Не мой замысел, но нечто, существующее помимо меня и превыше меня, оно — пришло в мир через мои руки, мой ум, моё искусство.

Быть может, я и жил для того, чтобы создать Венец и прийти к Людям.

И воплотить — Свободу.

Я никогда не служил Валар. Всем Пятнадцати. По счастью, Мелькор не понимает этого.

Я попытался взглянуть на свои действия со стороны. Что я делаю? — помогаю или предаю?

В Амане сказали бы: помогаю Врагу. Без моей помощи он… если бы и пришел к атани, то ему это было бы много труднее. Я же открою ему прямую дорогу. И Люди, Дети Единого, увидят при пробуждении — Мелькора.

Но я же не дам ему завладеть их помыслами и сердцами, как Валар владели нашими в Амане. Я дам Людям свободу принимать — и свободу отказывать.

Они не станут слепыми последователями ни одной из Стихий.

Предательство? Или бесценная помощь?

Что дороже — один искренний последователь или толпа просто покорных?

По мне, дороже — первое.

Гвэтморн и Сильмарили. Выбирайте, атани. Выбирайте свой Путь — сами.

Свет Древ или Тёмный Пламень? Мне не решить за вас, что из этого — благо, а что — зло. Но я сделаю всё, чтобы вы не приняли, а выбрали.

Свет вам дан от Айнулиндале. Тьму принесет Мелькор. А я дам — Свободу.

И мне сейчас легко и радостно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Средиземье. Свободные продолжения

Последняя принцесса Нуменора
Последняя принцесса Нуменора

1. Золотой паук Кто скажет, когда именно в Средиземье появились хоббиты? Они слишком осторожны, чтобы привлекать внимание, но умеют расположить к себе тех, с кем хотят подружиться. Вечный нытик Буги, бравый Шумми Сосна и отчаянная кладоискательница Лавашка — все они по своему замечательны. Отчего же всякий раз, когда решительные Громадины вызываются выручить малышей из беды, они сами попадают в такие передряги, что только чудом остаются живы, а в их судьбе наступает перелом? Так, однажды, славная нуменорская принцесса и её достойный кавалер вышли в поход, чтобы помочь хоббитам освободить деревеньку Грибной Рай от надоедливой прожорливой твари. В результате хоббиты освобождены, а герои разругались насмерть. Он узнаёт от сестры тайну своего происхождения и уходит в Страну Вечных Льдов. Она попадает к хитрой колдунье, а позже в плен к самому Саурону. И когда ещё влюблённые встретятся вновь…2. Неприкаянный Гномы шутить не любят, особенно разбойники вроде Дебори и его шайки. Потому так встревожился хоббит Шумми Сосна, когда непутёвая Лавашка решила отправиться вместе с гномами на поиски клада. Несчастные отвергнутые девушки и не на такое способны! Вот и сгинули бы наши герои в подземельях агнегеров — орков-огнепоклонников, если бы не Мириэль, теперь — настоящая колдунья. Клад добыт, выход из подземелья найден. С лёгким сердцем и по своим делам? Куда там! Мириэль караулит беспощадный Воин Смерть, и у него с принцессой свои счёты…3. Чёрный жрецЛюди Нуменора отвергли прежних богов и теперь поклоняются Мелкору — Дарителю Свободы, и Чёрный Жрец Саурон властвует в храме и на троне. Лишь горстка Верных противостоит воле жреца и полубезумного Фаразона. Верные уповают на принцессу Мириэль, явившуюся в Нуменор, чтобы мстить. Но им невдомёк, что в руках у принцессы книги с гибельными заклятиями, и магия, с которой она выступает против Саурона и Фаразона — это разрушительная магия врага. Можно ли жертвовать друзьями ради своих целей? Что победит жажда справедливости или любовь?

Кристина Николаевна Камаева

Фэнтези

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука