6
Я прислонился к стволу дерева, рассеянно глядя на пасущихся коней. В других обстоятельствах я посвятил бы себя любимому занятию, раз уж мне достался такой бесценный подарок, как свободное время. Слушал бы землю. Пел бы с ней. Подправлял какие-то мелочи, чтобы усилить, оттенить величественное звучание основной Темы. Моей Темы. Но сейчас я, вопреки обыкновению, старался отгородиться от Музыки: чужая Песнь, засевшая в ней занозой, выводила меня из себя. Как, впрочем, и любое вмешательство в мои дела. Больше всего раздражало то, что я мог бы с лёгкостью выдернуть постороннюю нить из узора, заставить умолкнуть мелодию, созданную врагами,— и не смел прикоснуться к ней. Она очень сильно напоминала мне сторожевую нить в паутине. И от этого настроение испортилось окончательно, а в руках в такт чужой Музыке начала пульсировать боль, медленно поднимаясь от кончиков пальцев к локтям. Боль, впрочем, и так никогда не унималась. Я мог лишь обуздывать её, запирая в дальнем углу сознания. Тогда, если не тревожить руки и не касаться Музыки, мне удавалось на какое-то время забывать о ней. Почти забывать.
Я встал и нетерпеливо прошёлся по вершине холма. Феанор давно скрылся из виду, и даже белые искорки Сильмарилов мне разглядеть отсюда не удавалось. Вынужденное бездействие было едва ли не хуже, чем донимающая меня мелодия границы. Ни коснуться сознания Феанора, ни ворона отправить в разведку. Сиди и жди. Невыносимо.
В Пламенном я не сомневался. Не только потому, что он не раз доказывал мне свою преданность. Не потому даже, что он готов был пожертвовать жизнью, чтобы уничтожить Унголианту. Просто — отчаяться на такое могли бы лишь очень немногие, самые верные мне майар. Не последователи — друзья. А друзьям я привык доверять. Безоговорочно. Безоглядно. Полностью. Иначе они не были бы для меня — друзьями.
Один лишь раз со времён сотворения мира я усомнился в соратниках. Когда возвращался из Амана и не знал, чем встретит меня Эндорэ. Когда не решился позвать на помощь. За нелепую эту ошибку, за ничем не оправданное недоверие я едва не заплатил жизнью.
Я не повторяю ошибок.
7
Это было совсем просто.
В обход ловушек, хитроумно расставленных Охотником.
Есть хитрость хитрее хитрости и сила сильнее любой вражды.
Дружба.
Простая искренняя дружба.
Феанор вдохнул, выдохнул, прогоняя все лишние мысли. Сейчас он думал только о
И не мыслью, не призывом, но чувством изогнулась волна осанвэ.
Тёмный Вала невольно улыбнулся, ощутив прикосновение Феанора. Не этого он ожидал. Совсем не этого. Осанвэ пришло ласковым дождём, растворяя, смывая раздражение и тревогу. Даже боль в руках поутихла. Впрочем, разум Мелькора мог при необходимости работать независимо от чувств. И сейчас мгновенно поймал суть послания.
Сбросить телесный облик — с этим пришлось повозиться. Даже такая мелочь давалась теперь с трудом.
Отключить все мысли, кроме одной:
Потянуться к Феанору всем своим существом. Забыть на время имя своё и Тему. Даже цель пути сейчас не важна.
Только одно:
Он не смотрел по сторонам. Он не слышал Музыки. Мир исчез для него. Лишь путеводным огоньком, тонкой ниточкой — осанвэ.
И когда засияли впереди Сильмарили, Мелькор не удостоил их внимания. Почти не заметил даже, полностью захваченный счастьем встречи.
Феанор улыбнулся. Видеть Мелькора
Мельком мысль… не мысль даже — отзвук чувства: «Я помогаю не первому из Валар. Не Властелину Эндорэ. Не хозяину Ангбанда. Я помогаю моему другу. Тому, кто умеет улыбаться».
…Это было совсем просто.
8
Спите.
Я не потревожу ваш сон. Моя музыка вплетётся в него, чтобы остаться в вашей памяти смутными образами, стремлениями, ещё не осознаваемыми разумом. Так семя падает в землю, чтобы прорасти в свой час.
Наступит срок, и вы придёте, чтобы служить мне. Но это будет не конец вашего пути — начало. Ибо путь ваш лежит дальше, за пределы Арды. Мое прошлое станет вашим будущим.
Спите.