После смерча

— Да, за такими орлами и не угнаться. Видно, прав был директор, когда говорил, что осенью вы за неделю весь урожай соберете.

— Уберем, было бы что.

— Как же нам теперь поступить? Дело в том, что у нас в резерве только один слабенький хромой конек. Я вам отвела пять гектаров, где в прошлом году сеяли картофель. Земля мягкая, но боюсь, что конек тот плуг не потянет. Картошку сейчас подвезем, навоза, правда, нет. Директор ваш сказал, что среди вас есть бывшие воины, и поэтому я выделила самый лучший в нашей бригаде участок. Меня колхозники за это чуть живьем не съели. Что ж поделаешь — надо и вас поддержать. Осенью будете свою картошку есть.

— Товарищ бригадир, — обратился Роман к женщине. — Я позавчера был возле самой передовой, там много беженцев, лошадей никаких нет, а люди сеют.

— Как же они сеют?

— Шестеро женщин в плуг и…

— Это в прифронтовых деревнях, а наша местность уже далековата от фронта. Я этого своим женщинам не позволю, да и сама не хочу впрягаться. Там, наверное, еще МТС нет, а у нас есть, и трактор дали.

— Дайте нам пару плужков.

— Плужки у нас есть, тягловой силы не хватает.

— А у нас она лишняя.

— Надо ведь еще и пахать уметь.

— Ну, крестьянскому сыну это не в новинку. Дайте картошки, плугов, сколько можете. А лошаденку отдайте какой-нибудь многодетной солдатке, пусть приусадебный участок засевает.

— Молодец ты, парень. Надо тебе девчонку хорошую посватать.

— Насчет девчонок не беспокойтесь. У меня есть.

— У него есть… Городская, видно, больно нежная, к работе не привычная. А у нас девки как на подбор, ядреные, здоровые. Если полюбишь, во баба будет, — рассмеялась бригадирша. — Пойдем.

— А мне жену в плуг не запрягать. Хватит, что мать таскает, — уже на ходу сказал Роман.

— Да я пошутила, девушку выбирать дело ваше.

Директор с преподавателями уже были на месте, когда учащиеся принесли плуги, подвезли картофель. К валькам быстро прицепили постромки и пахари готовы к работе. Первую борозду взялся проложить Роман, в его плуг впряглось восемь парней.

— Постойте, постойте, как это — пахать будете на себе? — растерянно проговорил Данила Гаврилович и оглядел поле.

Он еще не вошел в курс дела. У него даже мелькнула мысль, что его могут вызвать в райком и спросить, по какому праву он использует учащихся таким образом, а то еще, чего доброго, фельетон в газете появится, где директора распишут за такое открытие.

— Я не разрешаю, не разрешаю. Зимин, ты это придумал?

— К сожалению не я, Данила Гаврилович. У нас, в Белоруссии, это уже до меня придумали. Если вы проедете в сторону фронта, то увидите одну и ту же картину: пашут инвалиды и старики, а в плуги впрягаются женщины, только белые косынки мелькают. Пахать тоже надо уметь.

— Говоришь, одни женщины по всей Белоруссии, — остывал, но все еще никак не мог успокоиться директор. — Честное слово, сколько прожил, но такого не видел, чтобы женщины плуги таскали.

— А что поделаешь? Не пустовать же земле. Орудия на прицепе у машин, а бывает, если нужно — солдаты на себе волокут.

— Но ведь не женщины, — опустил плечи Данила Гаврилович.

— И мы не женщины, а вчерашние и завтрашние солдаты. Наши люди на все пойдут ради обновления земли.

Данила Гаврилович вспомнил, как в райкоме партии он рассказывал о своем комсорге, который произвел взрыв, чтобы как можно скорее заготовить кирпич, за что и попал под арест. Там смеялись, говорили, что арестовывать его милиция не имела права. Наверное, и за пахоту не будут упрекать. Данила Гаврилович улыбнулся.

— Давайте, — махнул он рукой.

Женщины-преподаватели подвязали фартуки, наполнили их картошкой и пошли по бороздам.

Но еще не скоро на свежую пахоту прилетели грачи, чтобы походить за плугом и повыбирать жирные личинки майских жуков. Обычно эти птицы издалека видят на поле трактор или лошадей. А такая пахота для них была не привычна, и они прилетели только тогда, когда перед ними расстилалась большая площадь вспаханной земли. И то сперва садились и наблюдали за людьми издали, и только потом, попривыкнув, подлетали к свежепроложенной борозде.

За два дня учащиеся посадили картошку на своем участке и вернулись домой, где сразу же приступили к строительству нового здания техникума. Всеми работами здесь руководил единственный прораб — сухонький старичок, великолепно разбиравшийся в строительных чертежах. Была у него одна слабинка — он панически боялся мин и снарядов, которые, по его мнению, могли остаться незамеченными в земле. Стоило только кому-нибудь из ребят во время рытья траншеи под фундамент звякнуть лопатой о какой-либо твердый предмет, как прораб, с необычным для него проворством, отскакивал далеко в сторону и бросался на землю.