После войны. История Европы с 1945 года

На публике Кеннеди, как и Эйзенхауэр до него, занял жесткую позицию, настаивая на том, что Запад никогда не откажется от своих обязательств. Вашингтон отстаивал свои права в соответствии с Потсдамскими соглашениями и увеличивал бюджет национальной обороны специально для усиления военного присутствия США в Германии. Но неофициально США были гораздо более сговорчивы. Американцы — в отличие от своих западногерманских клиентов — приняли реальность восточногерманского государства и поняли советскую тревогу по поводу агрессивного тона недавних выступлений Аденауэра и, особенно, его министра обороны Франца Йозефа Штрауса. Что-то должно было быть сделано, чтобы сдвинуть ситуацию в Германии с мертвой точки. Как сказал Эйзенхауэр Макмиллану[138] 28 марта 1960 года, Запад «действительно не мог позволить себе медлить еще пятьдесят лет». В аналогичном духе Кеннеди заверил Хрущева в Вене, что Соединенные Штаты «не желают действовать таким образом, чтобы лишить Советский Союз его связей в Восточной Европе». Это было завуалированное признание того, что русские могли удерживать то, что получили, в том числе и восточную зону Германии и бывшие немецкие территории, которые теперь входили в состав Польши, Чехословакии и Советского Союза.

Вскоре после того, как Кеннеди вернулся в Вашингтон, восточногерманские власти начали вводить ограничения на передвижения для потенциальных эмигрантов. В прямом ответе президент США публично подтвердил приверженность Запада своим обязательствам по Западному Берлину, тем самым косвенно признав, что восточная половина города находилась в советской сфере влияния. Темпы исхода через Берлин росли быстрее, чем когда-либо: в июле на Запад уехали 30 415 человек; к первой неделе августа 1961 года последовало еще 21 828 человек, половина из которых моложе двадцати пяти лет. Такими темпами Германская Демократическая Республика вскоре могла опустеть.

В ответ Хрущев разрубил берлинский «гордиев узел. После того, как министры иностранных дел союзников, собравшиеся 6 августа в Париже, отклонили очередную советскую ноту, угрожавшую отдельным мирным договором с ГДР, если урегулирование не будет достигнуто, Москва разрешила восточным немцам провести линию, раз и навсегда разделяющую две стороны. 19 августа 1961 года власти Восточного Берлина поставили перед солдатами и рабочими задачу построить разделительную границу по всему городу. В течение трех дней была возведена грубая стена, достаточная для того, чтобы перекрыть случайное движение между двумя частями Берлина. В последующие недели ее укрепили и сделали выше. Были добавлены прожекторы, колючая проволока и посты охраны; двери и окна зданий, примыкающих к стене, сначала были заблокированы, а затем заложены кирпичом. Улицы и площади были разрезаны пополам, а все коммуникации в разделенном городе подлежали жесткому надзору со стороны полиции или же были полностью прекращены. В Берлине появилась Стена.

По официальной версии, Запад был шокирован. В течение трех дней в октябре 1961 года советские и американские танки стояли друг напротив друга возле блокпоста, что разделял их зоны, — одного из последних оставшихся связующих звеньев между ними, — пока власти Восточной Германии проверяли готовность западных держав защитить и отстоять свое право доступа в восточную зону в соответствии с первоначальным Соглашением четырех держав. Столкнувшись с непримиримостью местного американского военного командующего, который отказался признать какое-либо право Восточной Германии препятствовать передвижениям союзников, Советы неохотно согласились с этим пунктом; в течение следующих тридцати лет все четыре оккупационные державы оставались на месте, хотя обе стороны фактически передали управление своими соответствующими зонами контроля местным немецким властям.

За кулисами многие западные лидеры тайно испытали облегчение при появлении Стены. В течение трех лет Берлин угрожал стать очагом международной конфронтации, как это было в 1948 году. Кеннеди и другие западные лидеры в частном порядке согласились с тем, что стена через Берлин была гораздо лучшим исходом, чем война. Что бы ни говорилось публично, немногие западные политики могли всерьез представить, чтобы их солдаты «умирали за Берлин». Как спокойно заметил Дин Раск (государственный секретарь Кеннеди), от стены была и польза: «на самом деле существует вероятность, что она облегчит решение берлинского вопроса».