После войны. История Европы с 1945 года

— Говорит Имре Надь, председатель Совета министров Венгерской Народной Республики. Сегодня рано утром советские войска предприняли наступление на нашу столицу с очевидным намерением свергнуть законное, демократическое правительство Венгрии. Наши войска сражаются. Правительство находится на своем месте. Я информирую об этом население страны и мировое общественное мнение.

Имре Надь по венгерскому радио, 5.20 утра 4 ноября 1956 года

Это серьезная ошибка — призывать иностранные войска преподать урок своему народу.

Иосип Броз Тито, 11 ноября 1956 года

Под конец Второй мировой войны народы Западной Европы, которые едва могли справиться с управлением в собственных странах и даже просто себя прокормить, продолжали властвовать в большей части неевропейского мира. Этот неудобный парадокс, скрытое значение которого не осталось не замеченным местными элитами европейских колоний, имел пагубные последствия. Для многих в Британии, Франции или Нидерландах колонии и владения в Африке, Азии, на Ближнем Востоке и в Америках были целебным бальзамом от страданий и унижений европейской войны. Они продемонстрировали свою материальную ценность в этой войне как жизненно важные национальные ресурсы. Без доступа к этим дальним территориям, запасам и человеческим ресурсам, которые поставляли колонии, положение британцев и французов в борьбе против Германии и Японии было бы еще более проигрышным.

Это казалось особенно очевидным для британцев. Для любого, кто вырос в послевоенной Британии (как автор этих строк), «Англия», «Великобритания» и «Британская империя» были почти синонимами. Карты мира в начальной школе густо покрывал красный цвет — цвет империи; учебники по истории уделяли много внимания британским завоеваниям, особенно в Индии и Африке; кинохроники, выпуски радионовостей, газеты, иллюстрированные журналы, книги для детей, комиксы, спортивные соревнования, упаковки для печенья, наклейки для консервированных фруктов, витрины мясных магазинов — все напоминало о центральной роли Англии в историческом и географическом сердце международной морской империи. Названия городов, рек и политических должностей в колониях и доминионах были так же знакомы, как и их аналоги в самой Великобритании.

Свою «первую» колонию Британия потеряла в Северной Америке; ее преемница, если и возникла не совсем «в приступе рассеянности», была чем угодно, только не плодом замысла. Ее охрана, обслуживание и управление стоили дорого, и — как и во французских колониях в Северной Африке — ее наиболее оценила и рьяно за нее боролась кучка фермеров-поселенцев и ковбоев в таких местах, как Кения или Родезия. «Белые» доминионы (Канада, Австралия, Новая Зеландия) и Южная Африка были независимыми; но их официальная преданность короне, их эмоциональные связи с Великобританией, продовольствие и сырье, которое они могли поставлять, и их вооруженные силы, фактически считались британским национальным ресурсом. Материальная ценность других составляющих Британской империи была не такой очевидной, как их стратегические функции: британские владения в Восточной Африке — так же как и разнообразные территории и порты на Ближнем Востоке, вокруг Аравийского полуострова и Индийского океана — прежде всего были приложением к главной имперской жемчужине Британии — Индии, в состав которой в то время входили земли, которые позже станут территориями Пакистана и Бангладеш, а также Шри-Ланки и Бирмы.

Все европейские империи приобретались случайно, эпизодически и (за исключением сухопутных и морских путей, обслуживающих Британскую Индию) с небольшим вниманием к логистической согласованности или экономической выгоде. Испанцы уже потеряли большую часть империи, сначала уступив ее британцам, а потом — в результате требований независимости от своих собственных переселенцев и, недавно, из-за растущей мощи Соединенных Штатов, что и тогда, и теперь было причиной общепринятого среди испанцев антиамериканизма. То, что осталось, было просто анклавами в Марокко и Экваториальной Гвинее, которые Франко (всегда бывший реалистом) покинул в период с 1956 по 1968 год.