После войны. История Европы с 1945 года

Британским Лейбористам не нужно было бороться с подобными привидениями. Они также, как и ее бельгийские (и голландские) коллеги в этом отношении, с самого начала была рабочим движением, а не социалистической партией, мотивируемой прежде всего интересами (и деньгами) ее профсоюзных организаций. Таким образом, они были менее идеологизированными — но более зашоренными. Если бы их спросили, представители Лейбористской партии с готовностью согласились бы с общими целями социал-демократов континентальной Европы; но их собственные интересы были гораздо более приземленными и узкими. Именно из-за врожденной стабильности британской (или, по крайней мере, английской) политической культуры и благодаря своей давно сложившейся — хотя и сокращающейся — базе рабочего класса Лейбористская партия проявила мало интереса к инновационным решениям, которые сформировали скандинавские и немецкоязычные государства всеобщего благосостояния.

Зато британский компромисс заключался в регулируемой спросом фискальной политике и дорогом всеохватном социальном обеспечении, которое поддерживалось за счет прогрессивного налогообложения, резко возрастало с увеличением прибыли, и большого национализированного сектора. Фоном для этого были нестабильные и исторически враждебные производственные отношения. За исключением лейбористов, которые настаивали на преимуществах национализации, такие спонтанные договоренности в целом поддерживали ведущие круги обеих партий — Консервативной и Лейбористской. Если и существовал какой-то смысл в том, что британская политика тоже была сформирована прошлыми потрясениями, то он заключался в широко распространенном межпартийном признании того, что возврата к массовой безработице следует избегать практически любой ценой.

Даже после того, как новый лидер лейбористов Гарольд Уилсон вернул свою партию к власти в 1964 году после тринадцати лет оппозиции и с энтузиазмом говорил о «раскаленной добела технологической революции» того времени, мало что изменилось. Маленький отрыв, с которым Уилсон победил на выборах 1964 года (с парламентским преимуществом в четыре мандата), не слишком вдохновлял его на политически рискованные шаги. Сам Уилсон был наследником традиции Эттли-Бевериджа, фабианской теории и кейнсианской практики и не проявлял особого интереса к экономическим (или политическим) инновациям. Как и большинство британских политиков всех мастей, он был глубоко традиционен и прагматичен, с гордым близоруким взглядом на общественные дела: как он однажды выразился, «неделя в политике — долгий срок».

Однако британская социал-демократия имела и другие особенности, кроме того, что все вовлеченные в нее партии упорно отказывались так ее называть. Британские левые (а с ними и большинство центристов) считали своей целью достижение справедливости. Именно откровенная несправедливость предвоенной жизни привела к всеобщей поддержке лейбористов в 1945 году. Именно обещание либерализовать экономику при сохранении справедливого распределения вознаграждений и услуг привело консерваторов к власти в 1951 году и удерживало их там так долго. Британцы приняли прогрессивное налогообложение и приветствовали всеобщее медицинское обслуживание не потому, что они были представлены как «социалистические», а потому, что они интуитивно казались справедливыми.

Точно так же работа британской системы льгот и услуг с фиксированной ставкой, которая непропорционально благоприятствовала более обеспеченному профессиональному среднему классу, была в целом приемлемой, потому что она хотя бы внешне была эгалитарной.

И самое важное нововведение лейбористских правительств шестидесятых годов прошлого века — введение неполного среднего образования и отмена вступительных экзаменов в классические школы, давнее обязательство лейбористов, которое Эттли благоразумно игнорировал после 1945 года, — приветствовалось не столько по своим внутренним достоинствам, сколько потому, что оно считалось «антиэлитарным» и, следовательно, «справедливым». Вот почему образовательная реформа даже проводилась консервативными правительствами после ухода Вильсона в 1970 году, несмотря на предупреждения со всех сторон о порочных последствиях, которые могут иметь такие изменения.[213]

Зависимость Лейбористской партии от поддержки профсоюзов привела к тому, что она отложила промышленные реформы, которые, как многие (включая некоторых ее собственных лидеров) считали, давно назрели. Британские промышленные отношения продолжали страдать от ожесточенных цеховых противостояний и конфликтов из-за ставки и выплаты, о которых в Скандинавии, Германии, Австрии или Нидерландах никогда не слышали. Министры труда предпринимали нерешительные попытки освободиться от этого обременительного наследия, но без особого успеха; и отчасти по этой причине достижения континентальной социал-демократии никогда не были полностью повторены в Великобритании.