После войны. История Европы с 1945 года

Между тем, послевоенный беби-бум подорвал демографические аргументы против контрацепции, и церковь с ее непреклонным сопротивлением осталась в одиночестве. Посещаемость месс снизилась во всей Западной Европе. Какими бы ни были причины — географическая и социальная мобильность традиционно послушной сельской паствы, политическая эмансипация женщин, уменьшение важности католических благотворительных учреждений и церковных школ в эпоху государства благосостояния — проблема действительно существовала и, по мнению наиболее проницательных католических иерархов, решить ее апеллированием к традициям и авторитету или подавить антикоммунистическими лозунгами в стиле конца 40-х годов ХХ века было невозможно. После смерти Пачелли его преемник папа Иоанн XXIII созвал новый Ватиканский собор, чтобы разобраться в этих трудностях и обновить взгляды и практику Церкви. Второй Ватиканский собор, как его стали называть, собрался 11 октября 1962 года. В ходе своей работы в течение следующих нескольких лет он изменил не только литургию и язык католического христианства (в буквальном смысле — латынь больше не использовалась в повседневной церковной практике, к ярости традиционалистского меньшинства), но и, что более важно, реакцию Церкви на проблемы современной жизни. Заявления Второго Ватиканского собора ясно дали понять, что Церковь больше не боится перемен и вызовов, не является противником либеральной демократии, смешанной экономики, современной науки, рационального мышления и даже светской политики. Были предприняты первые — очень осторожные — шаги к примирению с другими христианскими конфессиями, а также определенное признание обязанности церкви осуждать антисемитизм путем просмотра ее давней позиции о вине евреев в смерти Христа. Самое главное то, что авторитарные режимы больше не могли рассчитывать на поддержку Католической церкви, наоборот: в Азии, Африке и особенно в Латинской Америке церковь с большей вероятностью оказывалась в оппозиции к таким режимам.

Эти изменения не получили единодушного одобрения даже среди самих католиков-реформаторов. Один из делегатов на Второй Ватикан, молодой священник из Кракова, который позже поднялся вплоть до папского престола, видел свою задачу в том, чтобы полностью восстановить моральный авторитет и влияние непоколебимой католической власти. Второй Ватиканский собор также не смог преодолеть сокращение количества прихожан среди европейских католиков: даже в Италии Литургию в 1956 году посещали 69% всех католиков, а через двенадцать лет — только 48%. Но поскольку упадок религиозности в Европе отнюдь не ограничивался католической конфессией, очевидно, церковь была не в состоянии на это повлиять. Чего точно смог достичь Второй Ватикан (или по крайней мере способствовать этому и одобрить), то это окончательному разрыв между политикой и религией на европейском континенте.

После смерти ПияXII ни один папа и практически ни один епископ никогда больше не осмеливались угрожать католикам серьезными последствиями, если они не проголосуют правильно; а когда тесные связи между церковными иерархами и католическими или христианско-демократическими партиями в Нидерландах, Бельгии, Западной Германии, Австрии и Италии разорвались,[214] Второй Ватикан принес кардинальные изменения даже в франкистскую Испанию, где местная католическая власть имела исключительное влияние и привилегии. До середины шестидесятых годов испанский лидер запрещал все внешние проявления некатолической религиозной веры или практики. Но в 1966 году он почувствовал себя вынужденным принять закон, позволяющий существовать другим христианским церквям, хотя по-прежнему отдающий предпочтение католицизму, и в течение четырех лет была разрешена полная свобода (христианского) богослужения. Успешно лоббируя это запоздалое «восстановление» Католической церкви в Испании и, таким образом, установив безопасную дистанцию между Церковью и режимом при жизни Франко, Ватикан должен был избавить испанскую Церковь, по крайней мере, от некоторых последствий ее долгой и проблематичной связи со «старым порядком».

Этот культурный разрыв, как его стали называть, между религией и политикой, а также между католической церковью и ее недавним прошлым, сыграл решающую роль в создании «шестидесятых». Конечно, у реформаторских настроений Ватикана были пределы — для многих его участников стратегическим импульсом Второго Ватиканского собора было не принятие радикальных перемен, а их предотвращение. Когда несколько лет спустя право на аборты и либерализация разводов были поставлены на голосование в преимущественно католических странах, таких как Италия, Франция или Западная Германия, церковные власти энергично, хотя и безуспешно, выступили против них. Но даже по этим чувствительным вопросам Церковь не пошла на крайние меры, а само сопротивление больше не угрожало разделением сообщества. Церковь смирилась с уменьшением своей роли в обществе, которое на глазах превращалось в «пост-религиозное», и просто делала то, что могла.[215]