Завуалированная критика тогдашней чехословацкой верхушки всем была очевидна; как теперь известно, власть в Кремле уже тогда следила за ситуацией в Праге с определенным беспокойством: Брежнев давно относился к Чехословакии как к наименее идеологически надежному члену Варшавского договора. Именно потому, что они знали это, стареющие сталинисты в Пражском граде так долго пытались держать оборону. Если они и не дали решительного отпора интеллектуальной оппозиции, которая появилась в 1967 году, то не потому, что не хотели. Но их сдерживали два фактора: необходимость продолжения недавно начатых экономических реформ, которые подразумевали определенную степень открытости и терпимости к несогласным мнениям по венгерскому образцу; и возникающие трудности в Словакии.
Чехо-Словакия (как ее первоначально называли) всегда была неспокойным и неуравновешенным государством. Словацкое меньшинство на юге и востоке страны было беднее и более сельским, чем чехи на северо-западе. После освобождения из-под власти Австро-Венгрии в 1918 году словаки стали бедными родственниками в многоэтнической межвоенной Чехословакии, к которым в Праге не всегда относились хорошо. Таким образом, многие словацкие политические лидеры приветствовали распад страны в 1939 году и создание при поддержке нацистов «независимого» марионеточного государства со столицей в Братиславе. Кандидатов от коммунистов на послевоенных выборах поддержало городское и преимущественно социал-демократическое чешское население Богемии и Моравии, тогда как словаки-католики относились к ним равнодушно или враждебно.
Все равно Словакия неплохо справлялась при коммунизме. Словацкие интеллектуалы стали жертвами коммунистических чисток, обвиненные в буржуазном национализме или антикоммунистическом заговоре (или и том, и другом). А незначительное количество словацких евреев, которые пережили войну, пострадали так же, как и чешские. Но «буржуазных националистов», коммунистов, евреев и интеллектуалов в Словакии было меньше, и они были гораздо более изолированы от остального общества. Большинство словаков были бедны и работали в сельской местности. Для них быстрая урбанизация и индустриализация первого послевоенного десятилетия принесли реальные выгоды. В отличие от чехов, они совсем не жаловались на изменения.
Однако настроение в словацком регионе страны резко изменилось после 1960 года. Новая «социалистическая» конституция оставляла еще меньше пространства для местной инициативы или мысли, чем ее предшественница, а автономия, которую Словакия получила во время послевоенного восстановления, была отменена. На словаках сильнее отразилась стагнация экономики (к 1964 году темпы роста Чехословакии были самыми медленными в блоке), которая сильнее, чем где-либо еще, ударила по тяжелой промышленности центральной Словакии.
В январе 1967 года Новотны должен был начать экономические реформы, которые уже давно советовали его однопартийцы. Предложения реформаторов-экономистов относительно децентрализации принятия решений и расширения местной автономии с радостью восприняли в Братиславе, хотя некоторые из этих реформ, такие как привязка премий к прибыли, вряд ли могли рассчитывать на поддержку со стороны неквалифицированных рабочих малоэффективных словацких заводов. Но интуиция подсказывала Новотны не поддаваться на такое ослабление партийного контроля; вместо этого он призвал к пересмотру предложенных изменений, чтобы укрепить институты центрального планирования. Такие действия не только саботировали предложения Шика и других партийных экономистов, но и еще более отчуждали словацких граждан. Словацкие коммунисты начали говорить о необходимости федерализации и о трудностях сотрудничества со стареющими коммунистическими аппаратчиками в Праге. Вторя давним жалобам словацких строительных рабочих, учителей и продавцов магазинов, они чувствовали себя ущемленными и проигнорированными чешским большинством. Говорили о давно забытых довоенных унижениях, а также о сталинских чистках словацких коммунистов.
Тем временем, впервые за много лет, появились намеки на проблемы совершенно другого порядка. 31 октября 1967 года группа студентов Пражского технического университета организовала уличную демонстрацию в районе Страхов, в знак протеста против отключения электричества в своих общежитиях. Однако их призывы «Больше света!» были правильно истолкованы как выходящие за рамки местных бытовых трудностей. «События в Страхове», как их позже окрестили, были быстро и жестоко подавлены полицией. Но они еще больше обострили тогдашнюю атмосферу, поскольку свидетельствовали о том, что коммунистическое государство не было защищено от настроений западного студенчества.