После войны. История Европы с 1945 года

Если люди верили в то, что партия способна спасти социализм от его истории, то и партийная верхушка начала верить, что они смогут это сделать, не потеряв контроль над страной. Новое правительство во главе с Олдржихом Черником было создано 18 апреля и, поощряемое огромными публичными демонстрациями любви и поддержки (особенно в ходе традиционных первомайских праздников), оно ослабило практически все формальные меры контроля за публичным выражением мнений. 26 июня была официально отменена цензура прессы и средств массовой информации. В тот же день было объявлено, что Чехословакия должна стать по-настоящему федеративным государством, состоящим из Чешской Социалистической республики и Словацкой Социалистической республики (это была единственная реформа Дубчека которая пережила последующие репрессии и стала законом 28 октября 1968 года).

Но, позволив полную свободу слова, коммунистическая верхушка теперь вынуждена была всячески придерживаться логики своих действий. Зачем ждать десять лет, чтобы провести свободные и открытые выборы? Зачем хранить официальный контроль над СМИ и держать их в государственной собственности теперь, когда цензуру отменили. 27 июня «Literárny Listy» и другие чешские издания опубликовали манифест Людвика Вацулика «Две тысячи слов», адресованный «рабочим, крестьянам, чиновникам, художникам, ученым и техническим специалистам». В нем содержался призыв к воссозданию политических партий, формированию комитетов граждан для защиты и продвижения дела реформ и другим предложениям относительно инициатив, которые бы привели к изменениям вне партийного контроля. Вацулик предупреждал: победы в бою еще не добыто, партийные реакционеры будут бороться за то, чтобы сохранить свои привилегии и даже поговаривали о «вмешательстве внешних сил в наше развитие». Народ должен оказать поддержку реформаторам среди самих коммунистов, заставив их двигаться вперед еще быстрее.

Дубчек отверг манифест Вацулика и его утверждение, что коммунисты должны отказаться от монополии на власть. Как убежденный коммунист он не собирался одобрять такое фундаментальное качественное изменение («буржуазный плюрализм»), да и в любом случае не видел в этом никакой необходимости. Для Дубчека партия была единственным возможным инструментом радикальных изменений, если речь шла о сохранении ключевых атрибутов социалистической системы. Чем больше популярность партии, тем больше изменений она могла бы безопасно внедрить. Но манифест Вацулика четко объяснял, что популярность и авторитет партии зависят от ее готовности осуществлять изменения, которые в итоге и устранят ее от власти. Линия разлома между коммунистическим государством и открытым обществом стала полностью очевидной.

И это, в свою очередь, привлекло внимание нации летом 1968 года к третьей иллюзии, самой опасной из всех. Убежденность Дубчека в том, что он может удержать Москву на расстоянии, что ему удастся убедить своих советских товарищей в том, что им нечего бояться событий в Чехословакии. Действительно, у них есть все, чтобы извлечь выгоду из вновь обретенной популярности Чехословацкой коммунистической партии и обновленной веры в возрожденный социалистический проект. Если Дубчек допустил этот смертельный просчет, то прежде всего потому, что чешские реформаторы принципиально неверно истолковали урок 1956 года. Ошибкой Имре Надя, по их мнению, был его выход из Варшавского договора и декларация нейтралитета Венгрии. До тех пор, пока Чехословакия будет оставаться членом Варшавского договора и недвусмысленно поддерживать союз с Москвой, Леонид Брежнев и его коллеги, несомненно, оставят их в покое.

Но в 1968 году Советский Союз беспокоился не столько из-за военной безопасности, как за утрату монополии на власть со стороны партии. Еще 21 марта на заседании советского Политбюро Первый секретарь ЦК Компартии Украины Петр Шелест пожаловался на пагубный пример Чехословакии: слухи из Праги оказывали негативное влияние на настроения среди молодых украинцев, сообщил он. Польские и восточногерманские лидеры сделали аналогичные замечания своим советским коллегам на встрече в Дрездене в том же месяце (Гомулку, котором и у себя дома хватало проблем, особенно разозлила критика со стороны Праги польского поворота к антисемитизму). Без ведома Праги глава КГБ Юрий Андропов уже говорил о возможной необходимости «конкретных военных мер». А в апреле советский министр обороны Андрей Гречко получил тайный приказ разработать возможный план военной операции в Чехословакии, первая версия которого получила название «Операция «Дунай»».