После войны. История Европы с 1945 года

В краткосрочной перспективе практические достижения шестидесятых годов казались довольно незначительными. Восемнадцатилетние получили право голоса: сначала в Великобритании, затем в других странах. Университеты пытались, с переменным успехом, модернизировать свои возможности и курсы и кое в чем пойти навстречу требованиям студентов. В течение следующего десятилетия доступ к разводу, абортам и контрацепции был облегчен почти повсеместно, а ограничения на сексуальное поведение — как изображаемое, так и практикуемое — в значительной степени исчезли. Согласно «Statuto dei Lavoratori» («Уставом рабочих») от мая 1970 года, итальянские рабочие получили право на защиту от несправедливого увольнения. Все эти изменения, вместе взятые, составляют основу культурных преобразований европейского общества; но их вряд ли можно было назвать «революцией», которую предрекали лозунги и действия поколения 1968 года.[297]

На самом деле эта революция с самого начала была обречена на поражение. Те же самые движения, которые якобы презирали и ненавидели «культуру потребления», с самого начала были объектом культурного потребления, отражая широко распространенное расхождение между риторикой и практикой. Те в Париже или Берлине, кто агрессивно заявлял о своем намерении «изменить мир», часто были людьми, наиболее преданными местечковым и даже телесным навязчивым идеям — предвосхищая солипсистскую[298] политику «я» следующего десятилетия — и поглощенными размышлениями о своем собственном влиянии. «Шестидесятые» стали культовым объектом еще до того, как прошло десятилетие.

Но если шестидесятые годы, казалось, наконец прошли без сожаления и имели очень ограниченное влияние на будущее, то, возможно, это было связано с тем, что изменения, которые они вызвали, были настолько всеобъемлющими, что казались естественными и к началу семидесятых годов совершенно нормальными. В начале десятилетия Европа руководилась и, казалось, существовала ради старшего поколения. Их власть, будь то в спальне, дома, на улицах, в учебных заведениях, на рабочих местах, в средствах массовой информации или политике, не подвергалась сомнению. Однако в течение десяти лет старики (Черчилль, Аденауэр, де Голль) умерли. После этого в большинстве сфер общественной жизни иерархия либо исчезла, либо же ее чаще нарушали, чем уважали. В некоторых странах — Франции, Италии — изменения были весьма кардинальными. В других, как например, в Британии, преобразования, растянулисьна годы, а их масштабы стало возможно оценить лишь впоследствии.[299]

Одним из заблуждений того времени было, что шестидесятые якобы были эпохой обостренного политической сознания. «Все» (или, по крайней мере, все, кому еще не было двадцати пяти лет, кто посещал учебное заведение и разделял радикальные идеи) выходили на улицы, выступая за определенную идею. Обесценивание мотивов, как и равнодушие последующих десятилетий, в ретроспективе создают впечатление, что десятилетие бурной политической активности потерпело поражение. Но в некотором важном смысле шестидесятые действительно были чрезвычайно значимым десятилетиям по противоположной причине: это был момент, когда европейцы с обеих частей континента начали окончательно отворачиваться от идеологической политики.

Таким образом, лозунги и проекты поколения шестидесятых не только не смогли возродить революционной традиции, языка и символики, к чему они так энергично прилагали усилия, но и в ретроспективе кажутся их лебединой песней — всем, на что они были способны. В Восточной Европе «ревизионистская» интерлюдия и ее трагическая развязка положили конец последним иллюзиям марксизма как практики. На Западе марксистские и околомарксистские теории развивались без какой-либо связи с местной реальностью, таким образом, самоустранившись от любой серьезной дискуссии в будущем. В 1945 году радикальные правые дискредитировали себя как законное средство политического самовыражения. К 1970 году радикальные левые были настроены честно подражать им. 180-летний цикл идеологической политики в Европе подходил к концу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Рецессия: 1971-1989

XIV. Уменьшенные ожидания

Доллар — это наша валюта, но ваша проблема

Джон Коннелли, министр финансов США, 1971

Убивать может быть правильно или неправильно, но порой это необходимо

Джерри Адамс